В далеком 1947 году на радиотехническом отделении Xарьковского политеха учился, в основном, демобилизованный народ плюс несколько девочек, недавних школьниц да два-три заморенных мальчика. Среди этих последних был высокий и белобрысый подросток по имени Гена, отличавшийся заводным характером и нечастым присутствием на лекциях. Известно было, что он живет у дяди и тети, преподавателей нашего же института, а где родители – мы вопросов не задавали, ведь война многих сделала сиротами. Этот Гена проучился с нами года два, затем перешел в Горный. Работал – уже инженером – в Донбассе, а потом вернулся в Харьков, где, говорили, много лет был переводчиком в отделе информации какого-то института; переводил он с немецкого, который почему-то хорошо знал.
Но вот случайно на одной из наших юбилейных встреч выпускников, уже в 80-е годы, я услышала: "Помните Генку? Оказывается, он не Гена, а Ганс, и фамилия у него другая, в Германию сейчас уезжает, там у него родственники". Родственники – там? Как же это все случилось?
"Как это все случилось", я смогла узнать только спустя годы, когда бывший Гена, а теперешний Herr Hans Hellmann, Jr., немецкий гражданин, приехал с деловым визитом в США и побывал у меня в гостях.
Эта история начиналась в Германии, в Вильгельмсхавене, где в 1903 г. родился Ганс Густав Гельман, учившийся впоследствии в университетах Киля и Штутгарта и выполнивший в годы учебы ряд интересных и многообещающих теоретических работ на стыке физики и химии. Одну из этих работ, посвященную специальным характеристикам радиоактивных материалов, он проделал в Берлине, под руководством известных немецких физиков Отто Гана и Лизы Мейтнер. В 1925 г., после защиты диплома, он был приглашен в Технологический институт Ганновера, где – и в ближайшем к нему Геттингене – были сосредоточены в то время лучшие немецкие силы новой науки – квантовой химии, науки, которая занималась изучением строения вещества на глубинном, молекулярном уровне. Эта наука стала с тех пор основным направлением его теоретических исследований. За годы работы в Ганновере Ганс Гельман опубликовал в немецких научных журналах около двух десятков оригинальных статей, занимался он также и преподавательской деятельностью.
В доме профессора-физика Э. Регенера он познакомился с молодой девушкой Викторией Бернштейн, родственницей профессора и женился на ней. В 1929 году у них родился сын, названный в честь отца тоже Гансом.
А в Германии все большую силу и власть набирал фашизм. Сначала Гансу Гельману запретили преподавать, а затем, в 1933 г., несмотря на растущие научные достижения (он уже продвигался в ведущие специалисты в своей области), его вовсе уволили из института – он был женат на еврейке, с которой не намеревался разлучаться. Ганс Гельман, чистокровный немец, не был коммунистом, но фашизм он ненавидел и, получив тогда приглашение от одного научного института в СССР, решил туда поехать. Позже об этих событиях его соавтор и коллега по ганноверскому институту Йост писал, что тогда Германия потеряла крупного ученого, который мог бы стать ее гордостью, "будущим Лайнусом Полингом", – ведь именно Гельман еще за три года до полинговской книги "Характер химических связей", заложившей основу его будущему нобелевскому лауреатству, выпустил свою "Квантовую химию", труд не менее пионерный. Впрочем, в изгнании "неарийских" ученых Германия тогда преуспела: был вынужден эмигрировать и знаменитый химик Габер, скончавшийся, не выдержав подобного потрясения, в нейтральной Швейцарии год спустя.
И вот в 1934 г. Ганс Гельман с женой и сыном приехал в Москву, где стал научным сотрудником Физико-химического института им. Карпова. Принял он и советское гражданство. Последовали плодотворные годы работы в области квантовой химии; он часто печатался в советских научных журналах, провел совершенно новые и оригинальные разработки, чему очень способствовало его великолепное владение математическим аппаратом. В 1937 г. в Союзе была издана его монография "Квантовая химия", одна из первых в мире фундаментальных работ этой области, одновременно она была издана и на немецком языке, в Австрии, которая тогда еще была сравнительно независимой от третьего рейха. В этой книге приводилась и выведенная им закономерность, известная специалистам как "интегральная теорема Гельмана-Фейнмана"; американский физик Фейнман пришел к ней, независимо от Гельмана, примерно на год позже.
А дальше пошла "вторая волна": в марте 1938 г. за Гансом Гельманом пришли из Большого дома на Лубянке. Ему предъявили обвинение по 58-й статье, "шпионаж в пользу Германии", которой он (цитирую обвинительное заключение) "передавал секретные сведения". Что за сведения он передавал? – "О работе институтского отделения строения материи и, в том числе, о теоретической группе по квантовой химии". Сюда же, чтобы создать хоть малую толику "правдоподобия", добавили: "и по вопросам новой конструкции противогазов", хотя к противогазам карповский институт никакого отношения не имел. В конце обвинительного заключения было написано, что обвиняемый свою вину признал полностью. Стоит только посмотреть на фотографии, анфас и в профиль, приложенные к делу, откуда глядит на нас страшно постаревший и измученный человек, и становится ясным, как было получено это "признание". Там же указывалось, что обвиняемый содержится в Таганской тюрьме и что (это особенно потрясает) "вещественных доказательств по делу нет".
В те позорно знаменитые годы конца 30-х было арестовано множество ученых. Я упомяну только несколько известных мне фамилий харьковчан, сотрудников украинского Физико-технического института, тоже обвиненных в "шпионаже в пользу Германии" – это будущий академик Л. Ландау (П. Капице удалось вытащить его, почти умирающего, из тюрьмы – через год после ареста) это профессор Шубников (погиб в заключении), это физики-немцы А. Вайсберг и Ф. Хоутерманс, надеявшиеся найти в Союзе спасение от фашистов (их обоих в 1940 г. передали назад, в Германию, прямо из одной тюрьмы в другую).
После ареста Гельмана его семья оказалась почти что в пустоте: одни просто боялись, другие, может, и вправду думали, что этот немец – шпион. Позже его жена с благодарностью будет вспоминать Надежду Вольпину, друга семьи (мать будущего диссидента, математика Есенина-Вольпина), которая в это тяжкое время не оставила ее своими заботами. Но Виктория Гельман понимала, что могут арестовать и ее. Что тогда будет с сыном? Она решила скрыться "с глаз долой" и переехала в Подмосковье, где устроилась в школу учительницей немецкого языка.
Когда гитлеровская армия в 1941 г. приближалась к Москве, вездесущие "органы" выслали ее в Казахстан: ведь она "ожидает немцев, чтобы перейти на их сторону" – она, еврейка! Сына же отправили в детдом, предназначенный для тех, у кого арестованы родители. Двенадцатилетнему Гансу удалось из детдома сбежать, и пришел он за спасением к дальним родственникам матери, жившим в Москве, которых она еще раньше просила помочь сыну, если уж заберут и ее. Как – я этого не знаю – но им удалось заполучить на мальчика документы, с другим именем-отчеством и другой, вполне русской, фамилией, и отправить его в Харьков к друзьям семьи – Снегиревым, к этой самой паре преподавателей, которых мы считали его дядей и тетей.
Очевидно, эти документы не содержали никаких следов "немецкого прошлого" Гены-Ганса и оформлены были так хорошо, что при бдительной проверке, которую проходили все будущие студенты радиофака, никакого "криминала" не обнаружилось. (Я хорошо помню, как "с треском" исключали из комсомола – и, главное, из института – одну девочку, не указавшую, что она – крымская татарка. Не имело значения, что во время оккупации Крыма ей было всего 12 лет).
После войны Виктории Гельман, которая продолжала жить в ссылке в Семипалатинске ("срок" ей добавили), удалось связаться с сыном, а через несколько лет после смерти Сталина, когда двинулись реабилитационные процессы, она получила справку, что дело ее мужа "производством прекращено с полной реабилитацией посмертно". Прислали ей и свидетельство о его смерти, последовавшей "в 1942 г. от перитонита". Правда, в 1989 г. сын получил другое извещение, где значилось, что Ганс Густавович Гельман был расстрелян в 1938 г., в мае, через два месяца после ареста.
...В конце 80-х, когда пошатнулось, а затем распалось советское государство, немецкие родственники нашли сына Ганса Гельмана, Ганса- младшего, и помогли ему с семьей переехать в Германию.
Теперь перед ним стояла задача – восстановить память об отце. В результате его поисков и трудов немецких ученых журналом Бунзеновского немецкого физико-химического общества (Bunzen Magazin) в 1999 г. была издана подробная научная биография Ганса Гельмана, где рассказывалось также и о его трагической судьбе. В подготовке этого издания приняли участие немецкие физики и химики, для которых работы Гельмана были неоспоримой классикой. Внесла свою долю и немецкая журналистка Сабина Арнольд, которой удалось получить из КГБ архивное дело по обвинению ученого. Это же общество учредило фонд им. Г.Гельмана для премирования авторов лучших работ в области теоретической химии.
А в ноябре 1999 г. в московском Физико-химическом институте им. Карпова, где с 1934 по 1938 г., до своего ареста, работал ученый, состоялся научный семинар, посвященный его жизни и деятельности, а также ряду актуальных вопросов квантовой химии. В семинаре приняли участие и немецкие специалисты, а один из докладов сделал М. Ковнер, ученик Ганса Гельмана, сейчас – сотрудник московского Института истории естествознания. После семинара Бунзеновское общество преподнесло институту им. Карпова портрет Ганса Гельмана, занявший теперь свое законное место в галерее ученых, работавших здесь.
И еще небольшое дополнение: внук Ганса, Вольдемар-Владимир Гельман, сейчас успешно учится на физическом отделении Боннского университета. В следующем семестре он отправляется на практику в Берлин, в институт им. Отто Гана и Лизы Мейтнер, у которых много лет тому назад и в таком же возрасте учился его дед.
Источник: Л.Вайнер. Между жерновами фашизма и
большевизма (Ганс Гельман)
// "Вестник" №11(244), 6
июня 2000. http://www.vestnik.com/issues/2000/0606/win/vainer.htm