Е. Б. Музрукова

РУССКАЯ НАУКА НА ИЗЛОМЕ СТОЛЕТИЙ

© Е.Б.Музрукова

Тема круглого стола, безусловно, очень интересна, хотя, как мне кажется, хронологический период (конец 19-го – первая треть 20-го века) выбран не совсем удачно, поскольку не дает возможности четко ответить на поставленные вопросы.

Русская наука конца 19 века и до начала I Мировой войны – это сложившаяся система институтов и научных школ со своими эпистемологическими приоритетами. Русская наука после 1917 года – нечто совершенно иное, требующее особого рассмотрения. Поэтому и вопросы, поставленные на обсуждение, надо относить не ко всей отечественной науке, а отдельно к периоду до 1917 года и после 1917 года и, соответственно, по-разному на эти вопросы отвечать.

Если говорить о русской биологической науке конца 19-го века и первого десятилетия 20-го, то отечественная биология занимала одно из первых мест в Европе. Она на равных сотрудничала с Германией (лидером биологического сообщества того времени), может быть уступая ей в достижениях экспериментального метода, но прочно лидируя в филогенетических направлениях эмбриологии, в вопросах эволюционной теории, цитологии растений, физиологии животных.

Система образования и организация научных исследований были заимствованы из Германии. Особое, лидирующее место принадлежало университетской науке. Именно в университетах работали крупнейшие ученые, создавались ведущие научные школы. Русские ученые внесли огромный вклад в развитие биологии конца 19-го – начала 20-го века. Простое перечисление имен – Мечников, братья Ковалевские, Павлов, Сеченов, Бекетов, Навашин, Мензбир, Тимирязев и многие другие говорит само за себя. Поэтому русские ученые никак не могли считать себя "провинцией", тем более что все основные работы печатались в известнейших европейский изданиях и получали широкий отклик в Европе.

Работая в 1991 году в архиве Неаполитанской зоологической станции и читая переписку русских исследователей с их европейскими коллегами, мне пришлось убедиться, с каким уважением относились зарубежные ученые к русской школе эволюционной эмбриологии. Достаточно просмотреть переписку Антона Дорна и А.О.Ковалевского, который считался непререкаемым авторитетом в этой области (о чем, к сожалению, очень быстро забыли американские эмбриологи, порвавшие с филогенетической традицией и успешно работавшие в области экспериментальной эмбриологии). Кстати, в конце своей жизни, в последний период своего творчества, когда А.О.Ковалевский взялся за экспериментальное изучение выделительных и фагоцитарных органов, он создал в Петербурге первую школу экспериментальной зоологии. Филипченко, Давыдов, Метальников, Насонов, Шнейдер и другие видные зоологи начинали свою деятельность в экспериментальной лаборатории А.О.Ковалевского.

Конечно, в дореволюционной России наука была сконцентрирована в немногих крупных центрах. Кроме Москвы и Петербурга университетскими городами были Казань, Харьков, Киев, Дерпт, Одесса, Варшава, Томск.

П.В.Волобуев [1] отметил в свое время, что главным недостатком дореволюционной российской науки было ее отставание по численности ученых, особенно если сравнивать российскую науку 1913-1914 годов с США. Но здесь надо учитывать особенности финансирования американской науки, где в начале века и особенно после I Мировой войны создавалось большое количество частных негосударственных институтов, различных обществ и фондов, рассчитанных на поддержку наиболее перспективных исследований. Американский прагматизм и частный капитал очень быстро после окончания I Мировой войны сделали США одной из ведущих научных держав мира, по крайней мере Германия уступила свое лидерство в области биологии. Так что русской науке на пороге 1917 года не хватало масштаба в организации. Не надо забывать, что, как и в Германии, война роковым образом сказалась на русской науке. И, тем не менее, даже в годы, предшествовавшие революции 1917 года, характерной чертой отечественной науки был высочайший профессионализм, преданность науке и творческая активность, что позволяет говорить о ее высоком научном уровне и мировом авторитете.

Если говорить о влиянии революции на деятельность российский ученых, то здесь, конечно, было несколько групп: те, кто отошел от науки или эмигрировал; те, кто, напротив, стал сотрудничать с государством. Наибольшую роль революция сыграла для маргинальных элементов из беднейших слоев общества, которые смогли получить высшее образование, на что в прежние времена они вряд ли могли рассчитывать. Наиболее талантливые из них смогли стать в советское время известными учеными.

Но если говорить о политике государства в отношении Академии наук в целом после 1917 года, то, как хорошо показал В.С.Соболев [2] на основании архивных материалов, здесь четко проявились две тенденции: первая – заменить академию другими структурами, непосредственно подчиненным центральным властям и лишить академию всех "степеней свободы"; вторая тенденция была более умеренной и ставила задачу постепенно подчинить Академию наук руководству страны. Вторая тенденция победила не без помощи пресловутых чисток. Соболев приводит данные, что в 1929 году из 960 штатных сотрудников АН было уволено 128, а из 830 нештатных – 520. Поэтому к концу первой трети 20 столетия многие вековые традиции русской науки были преданы забвению, появились новые формы и методы общения с властями. Академия наук практически потеряла свою свободу. Еще хуже обстояло дело со свободой совести и индивидуальной свободой личности каждого ученого.

Что касается вопроса о "стихийном материализме" русских ученых, мне кажется, что этой материализм имеет глубокие корни. Русский человек по природе религиозен (т.е. имеет врожденное религиозное чувство). И когда "передовая" русская интеллигенция еще в середине 19-го века пыталась подавить эту религиозность, ничего хорошего не получилось. Потеряв Бога, интеллигенция из сил выбивалась, чтобы чем-то занять его место. В этом случае, по меткому наблюдению Ф.М.Достоевского, для неверующего интеллигента даже атеизм является своего рада религией, верой наизнанку. И в конце 19 века атеизм, подкрепленный успехами позитивизма, становится модным в науке. Кроме того, русскому человеку свойственно еще увлекаться. Многие были увлечены теорией происхождения видов Ч.Дарвина, особенно в ее геккелевской интерпретации, дававшей почву, очень благодатную для расцвета стихийного материализма. Надо сказать, что сам Дарвин никогда не позволял себе антирелигиозных высказываний. Но его интерпретаторы и у нас, и за рубежом пропагандировали материалистические идеи. Не все ученые восприняли их, но очень многие отдали дань "духу времени" и моде. Уже с современных позиций можно сказать, что смешение дарвинизма с атеизмом и материализмом явилось плодом определенного религиозно-философского невежества. К сожалению, догматический атеизм русской интеллигенции был взят под особое покровительство советской властью как средство борьбы с религией и церковью и наше поколение до сих пор пожинает плоды этой борьбы.

Список литературы

1. Волобуев П.В. Русская наука накануне Октябрьской революции // ВИЕТ. 1987. №3. С.3-17

2. Соболев В.С. Академия и власть (1918-1930) // Вестник РАН. 1998. Т.68. №2. С.176-182

Источник: Е.Б.Музрукова. Русская наука на изломе столетий
// ИИЕТ РАН. Годичная научная конференция 1998.
М.: ИИЕТ РАН, 1999, с.296-299.