ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И НАСТРОЕНИЯ УЧЕНЫХ
В ПЕРИОД ТРАНСФОРМАЦИИ РОССИЙСКОЙ НАУКИ
Эмпирические исследования 1993 – 1999 гг.

Е. З. Мирская

 

 

Современная ситуация в российской науке – яркий феномен переходного периода. Несмотря на жесточайший экономический и финансовый кризис, резкое сокращение государственных ассигнований на научные цели и бедственное положение основной массы отечественных ученых, по-прежнему существует созданная ранее система фундаментальных исследований. Страна активно участвует в деятельности мирового научного сообщества – доклады наших ученых на международных конференциях вызывают неизменный интерес широкой аудитории, а доля российских статей в авторитетных научных журналах стала даже выше, чем раньше. В то же время внутренняя ситуация в сфере науки настолько тяжела и противоестественна, что разрушает ее нормальное функционирование и вызывает большие, порой невосполнимые потери.

Апокалипсические картины, которые рисуют средства массовой информации, не столь далеки от реальности. Действительно, зарплата большинства ученых ниже прожиточного минимума, нет денег на покупку новых приборов и ремонт старых, нечем платить за необходимые для экспериментов реактивы и электроэнергию, за книги и журналы и т.д. Неудивительно, что часть ученых покинули науку: те, кто не был к ней слишком привязан, ушли в другие сферы деятельности; некоторые из тех, кто не мыслил себе иного жизненного пути, уехали за границу. Тем не менее, подавляющее большинство академической публики осталось на месте. Слухи о сотнях тысяч российских специалистов, навсегда уехавших за рубеж, сильно (раз в сорок – шестьдесят!) преувеличены. В стране сохраняется достаточно большой слой деятелей науки, которые по-прежнему преданы своей стране и избранной профессии. Они продолжают работать в России, надеясь, что трудные времена минуют и жизнь научного сообщества нормализуется.

Кто они – безвольные фаталисты или целеустремленные стоики? О реальной ситуации исследователя – главного действующего лица фундаментальной науки известно очень мало. Поскольку большинство публикаций на эту тему прямо или косвенно ориентированы на получение финансирования, они обычно акцентируют или огромный интеллектуальный потенциал нашей науки или его надвигающуюся гибель. Что же происходит с этим потенциалом высокообразованных специалистов на самом деле? Такая информация может быть получена только из систематических целенаправленных социологических исследований.

С начала реформ 90-х гг. сектор социологии науки Института истории естествознания и техники начал долговременное исследование изменений, происходящих в научных коллективах академических институтов в новых условиях их функционирования. В рамках этой задачи в 1994, 1996 и 1998 гг. были проведены три эмпирические пилотажа. Выявляя объективную картину, они позволили непредвзято оценить трансформацию профессиональной деятельности, настроений и намерений ученых. При этом в центре внимания всегда находились "элитные" институты естественнонаучного (физического, химического и биологического) профиля. Поэтому необходимо подчеркнуть, что полученные результаты не характеризуют усредненную ситуацию и "среднего" российского ученого. Речь идет только об академической науке и о наиболее активных коллективах ведущих московских институтов. Такой выбор объекта исследования вполне закономерен, ибо развитие науки в основном определяется ее лидерами.

Как оценивают ученые исследовательскую ситуацию в российской науке? Абсолютное большинство считают, что исследования находятся на критическом рубеже. Именно так охарактеризовали их состояние свыше 80 % опрошенных. Интересно, что такая оценка относится только к положению дел в масштабе всей Академии наук, где ситуацию сочли удовлетворительной только 7 % респондентов, в то время как в своей научной области – 30 %, а в своем подразделении – 53 %. То есть оценки повышаются по мере приближения к собственной персоне ученого. Конечно, можно считать, что здесь срабатывает "инстинкт самосохранения", вызывающий завышение самооценки. Но скорее всего оценки локальных событий более реалистичны, поскольку здесь результаты работы, можно сказать, на виду, а о ситуации в науке в целом ученым известно из вторичных источников, в основном алармистского характера.

Среди главных причин кризиса в науке ученые чаще всего называли недостаточное финансирование (75 %), углубление общего социально-экономического развала (68 %), ошибки государственной политики в отношении науки (53 %), отсутствие стратегии и тактики реорганизации науки (47 %). На наш взгляд, выбор ответов в основном отразил претензии к управленческим структурам, не обеспечившим потребности науки, и не показал глубокого понимания подлинных причин системного кризиса.

Оценка качества научных работ, как известно, составляет сложную проблему, до сих пор не имеющую общепризнанного решения. Тем не менее, сами ученые (во всяком случае – из элитных коллективов) достаточно четко представляют себе уровень всех работ, осуществляемых в их области исследований. Поскольку естественные науки развиваются за счет интернациональных усилий и достижений, здесь существует некое полуинтуитивное представление о "среднем международном уровне", с которым и сравнивается качество работ.

Что касается оценки качества собственных работ, то в 1994 г. более трех четвертей – 77 % респондентов элитной выборки считали свои результаты не ниже среднего международного уровня, и это в общем близко к действительности. Увы, с течением времени этот процент непрерывно падал: в 1996 г. о подобном качестве своих работ заявили уже 73 %, а в 1998 – только 62 % ученых. Неуклонно сокращалась также доля тех, кто считает качество своих работ выше среднего международного уровня: если в 1992 г. таких было 23 %, то в 1998 г. – только 8 %. Постепенная утрата мирового стандарта качества, поддерживать который в условиях кризиса становится все труднее, тяжело влияет на профессиональное самочувствие работников науки.

Настроение у большинства ученых плохое, да и трудно ожидать иного при нынешней экономической ситуации. И все же уровень пессимизма совсем не так высок, как можно было бы ожидать. Отвечая на вопрос, что удерживает их сейчас в науке, в 1998 г. большинство (53 %) назвали реальную возможность продолжать исследования, а нежелание изменить свою жизненную ориентацию, бывшее основным мотивом в 1994 г., отошло на второе место (44 %); примерно столько же (43 %) надеются на улучшение ситуации в науке (против 19 % в 1994 г. и 36 % в 1996 г.). Абсолютное большинство ученых не мыслят себя вне науки.

Ответ на прямой вопрос о дальнейших планах и намерениях не оставляет сомнений в том, что сейчас академическое сообщество в основном состоит из людей, исключительно преданных своему делу. В каждом из трех описываемых обследований только 1 % (!) ученых заявил о намерении сменить род деятельности и уйти из науки, а 80 – 90 % твердо намерены остаться, не изменяя своему призванию. Эта привязанность к избранной профессии выглядит особенно удивительно в сопоставлении с уровнем оплаты труда ученых.

Как известно, в ходе реформ рост цен в нашей стране намного опережал рост бюджетных зарплат. В результате всех преобразований работники науки стали в пять-шесть, а после августовского кризиса 1998 г. и в десять раз беднее, чем в начале девяностых годов. У абсолютного большинства ученых зарплата меньше прожиточного минимума. Тем не менее, низкий уровень оплаты труда в качестве главного фактора неудовлетворенности своей работой в 1998 г. назвали не все, а лишь 79 % опрошенных; 57 % ученых не удовлетворены своей работой из-за сокращения возможностей экспериментирования, 53 % – из-за невозможности вести полноценные исследования, а 23 % – из-за ощущения ненужности их работы.

На фоне в основном негативной динамики показателей состояния научного сообщества некоторые данные свидетельствуют об относительном улучшении материального положения ряда исследователей, которое, однако, отражает не повышение финансирования науки, а усиление дифференциации в научной среде. Так, в выборках 1996 и 1998 гг. заметно снизился процент ученых, не имеющих дополнительных заработков в сфере науки (11 – 12 % против 30 %), и значительно возросла доля ученых, обладающих грантами: отечественными – почти в два раза, а зарубежными – в три. Здесь, правда, необходимо помнить о возрастающей элитности выборок, так что столь значительный рост грантовой обеспеченности исследователей обусловлен не только объективным развитием этого вида финансирования. На самом деле количество зарубежных грантов в российской академической науке после 1996 г. существенно уменьшилось, что четко видно по выборке 1998 г.: если в 1996 г. в них участвовали более двух третей респондентов, то в 1998 г. – меньше половины.

Вообще же личные материальные запросы ученых весьма скромны. По результатам опросов, более половины из них удовлетворились бы доходом, превышающим сегодняшнюю оплату в два – пять раз, 34 % – в шесть – девять раз и только 13 % считают необходимым десятикратный и более рост доходов. Относительно благополучным полагают свое материальное положение ученые старшего возраста, которые помимо зарплаты получают пенсию, чаще имеют гранты и дополнительные виды работ, а главное – в основном уже решили свои бытовые проблемы. Что касается молодых ученых, многие из которых не имеют приличного жилья и вообще должны организовывать свой быт, семью, воспитание детей, то естественно, что денег им требуется гораздо больше. В целом же в настоящее время, если в семье нет других источников дохода, прожить на зарплату научного работника невозможно даже одному человеку.

О необходимости реального, а не провозглашаемого реформирования науки заявили около четырех пятых опрошенных; при этом несколько меньшая группа (38 %) поддержала идею радикальных реформ, а большая (44 %) выбрала стратегию медленных, постепенных преобразований. Однако лишь малая часть ученых оказалась готовой к тому, чтобы ответить на конкретный вопрос: что следует изменить в системе управления и в системе финансирования академической науки. Многие из ответов оказались не более чем прекраснодушными пожеланиями: обеспечить достойный уровень оплаты труда, создать условия для полноценных исследований, нормализовать информационное обеспечение. Другой вариант – выражение накопившегося раздражения: убрать бюрократию и чиновников, сократить в десять раз число академиков, "изменить все" и т.д. Но некоторые предложения весьма серьезны и действительно важны. Особенно те, которые касаются совершенствования финансирования и могут способствовать лучшему использованию хотя бы тех скудных средств, которые отпускаются государством на науку.

Ученые считают экономически и организационно целесообразным расширить применение контрактной системы найма научных работников. Они настаивают на том, чтобы большая доля бюджетных средств, выделяемых на науку, направлялась на целевое финансирование исследований и распределялась через программы и гранты отечественных фондов. Но главное, по мнению ученых, – сократить число посредников между источниками финансирования и исследовательскими группами. Схема прохождения денег через казначейство, совершенно не учитывающая специфику науки, сводит на нет даже те скудные возможности, которые дает бюджетное финансирование. Жестко предписывая статьи расходов (обычно только на зарплату или, что еще хуже, – на какие-то загадочные статьи, совершенно не применимые к научной деятельности), эта схема фактически останавливает исследования, вынуждая оплачивать штатные должности вне всякой связи с результатами работ.

Собранный эмпирический материал дает основание утверждать, что в отношении российских ученых существует целый ряд ложных представлений и мифов. Сформированные в значительной мере под влиянием прессы, они не соответствуют действительности и вольно или невольно искажают реальное положение дел. Наиболее ярко это демонстрирует обсуждаемый в СМИ вопрос – об "утечке умов" и эмиграции ученых. Читая газеты и журналы, нельзя не придти к выводу, что едва ли не все российские ученые, которые еще не уехали за границу, только и мечтают побыстрее оказаться за рубежом. При этом повторяется аргументация эмигрантов начала девяностых годов о том, что наука и родина альтернативны: если оставаться в России, надо уходить из науки, а, оставаясь в науке, приходится покидать страну.

Эти устарелые представления совершенно не отражают серьезных изменений, произошедших в настроениях и намерениях наших ученых: между 1994 и 1996 гг. доля желающих уехать за границу сократилась в 10 раз – с 20 % до 2 %. Два последних опроса показывают, что большая часть ученых – 40 – 43 % не хотят покидать Россию ни на каких условиях; уехать на определенный срок, но потом обязательно вернуться обратно хотели бы 40 – 45 % и лишь 2 – 3 % высказывали желание уехать насовсем. Причем эти люди обычно сами признавали отсутствие у них реальных шансов. Кстати, как показал анализ международных взаимодействий отечественных ученых, бывшие коллеги, уехавшие за границу, в меньшей степени потеряны для своего прежнего сообщества, чем те, кто, не уезжая, сменил характер работы. За небольшим исключением даже эмигранты, навсегда закрепившиеся на новом месте, сохраняют контакты с российскими коллегами, нередко способствуют получению грантов для проведения совместных исследований и помогают установлению развитию контактов наших НИИ с зарубежными научными центрами.

В целом численность научных кадров российских академических институтов за период реформ, конечно, сократилась, хотя и не столь значительно, как в отраслевой науке и как это принято считать. За 1990 – 1998 гг. научные кадры академии уменьшились приблизительно на 12 000 человек, или на 18,6 %. Численность ученых, уехавших за рубеж, оценивается в 10 %, но точные данные об эмиграции привести невозможно, так как многие работают по контрактам, не раз и не два пролонгируя свои долгосрочные командировки. Процент людей, покинувших науку в условиях ее невостребованности, не является катастрофическим. Ущерб, наносимый науке, связан с потерей не количества, а качества. В принципе для нее было бы неплохо, если бы в другие сферы деятельности перешло еще 20 – 25 %, однако при непременном условии, что это будут "мертвые души", балласт, отчетливо заметный в каждом из проведенных пилотажей. К сожалению, все социально-экономические процессы идут таким образом, что стимулировали и стимулируют уход наиболее активных, талантливых и перспективных специалистов.

Систематический характер проводимого мониторинга, повторение обследований через каждые два года позволяют выявить динамику и тенденции процессов, происходящих в научной среде. Все полученные результаты приводят к выводу о том, что ситуация в отечественной науке, конечно, крайне неблагополучная, но не хуже, чем в других отраслях и сферах нашей жизни. В том же, что касается сохранения уровня профессионализма и верности делу, – даже более благоприятная. Российская академическая наука еще не утратила своего интеллектуального и творческого потенциала и по-прежнему опирается на кадры самой высокой квалификации. Хотя следует помнить, что эти кадры не функционируют в полную силу и стареют. Наука пока сохраняется за счет минимальной поддержки государства и поразительной преданности ученых своему избранному пути.

Многолетнее изучение современных процессов в академической науке проведено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (коды проектов: №№ 96-03-04599, 98-03-04148, 99-03-18001.

 

 

Источник: Е.З.Мирская. Профессиональная деятельность и настроения ученых
в период трансформации российской науки. Эмпирические исследования 1993 – 1999 гг.
// ИИЕТ РАН. Годичная научная конференция 1998.
М.: ИИЕТ РАН, 1999, с.210-216.

 

___________
© Е.З.Мирская