А. А. Жидкова

РАННЯЯ СТРАНИЦА ИСТОРИИ ИНОСТРАННОГО
ИНВЕСТИРОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ НАУКИ

© А.А.Жидкова

Так сложилось, что "открытие" российскими учеными зарубежных фондов как источника поддержки произошло в период резкого сокращения регулярного финансирования российской науки. В этой ситуации представления о взаимодействии с фондами оказались в психологии многих наших ученых неразрывно связанными с бедственным положением отечественной науки, с необходимостью обращаться к иностранцам за помощью, с соответствующими комплексами в области национальной гордости, интенсивно стимулируемыми целым рядом недобросовестных политиков. Появление новых, альтернативных источников финансирования научных исследований стало одним из существенных обстоятельств, благодаря которому наука в России не разрушилась окончательно, а деятельность различных зарубежных фондов рассматривается как нормальный способ существования науки.

Начало деятельности зарубежных фондов, финансирующих российские научные исследования было положено в 20-е гг. XX века. К этому времени возможности получения материальной поддержки для исследований, и ранее не отличавшиеся чрезмерностью, резко сокращаются. В таких условиях чрезвычайно трудно, если не невозможно, проводить работы, требующие аппаратуры, препаратов, лаборантов и пр. Особенно тяжелое положение сложилось в области естественных наук. Материальные трудности иссушали физические и душевные силы ученых, у многих необратимо подрывая творческий потенциал. Еще одним злоключением советской науки было то, что она развивалась во многом изолированно от мировой, а ее зарубежные контакты находились под строгим контролем государства. А между тем непрерывный обмен информацией - необходимое условие для здорового развития науки. Напротив, бюрократическая система активно структурировала и фильтровала информацию, особенно старательно ограничивая ее неформальные каналы. Во всем мире обеспечение ученых информацией складывалось в виде гибкой, многоканальной системы, обладающей большим разнообразием. Советские же ученые были вынуждены бороться за такое признанное в большинстве стран право, как свободные поездки за границу.

В недавних публикациях историков науки Френкеля В.Я. и Джозефсона П.¹ и Кожевникова А.Б.² впервые был показан опыт деятельности в Советском Союзе одного из крупнейших благотворительных фондов – Рокфеллеровского фонда. Обе эти работы основываются на документах из архива Рокфеллеров в Нью-Йорке.

Документы, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации, также раскрывают перед нами картину развертывания различных зарубежных инициатив в отношении советской науки. Характерно, что такое направление филантропии как помощь научным центрам и лабораториям в случае с СССР практически не развилось. Все ограничилось стипендиями отдельным ученым. Наряду с Рокфеллеровским фондом стипендии предоставляли Фонд Карнеги и Фонд Лорентца, Лондонское Королевское общество и Институт международного образования, Лейденский университет и Прусское министерство народного образования и другие фонды и организации. Вследствие, в первую очередь политических причин масштабы иностранной финансовой помощи советской науке были не слишком велики. Но и эти незначительные затраты оказались очень важными для отечественной науки. Обратимся к ранней и до сих пор неизвестной странице истории иностранного инвестирования советской науки.

В апреле 1922 г. в Академический Центр НКП РСФСР поступило ходатайство профессора медицинского факультета вновь образованного Белорусского государственного университета Владимира Васильевича Лепешкина с просьбой о командировании его на четыре месяца в Берлин и другие города Германии и в Прагу. Лепешкин просил командировать его за границу с сохранением содержания по Белорусскому университету и с выдачей государственного пособия на поездку. Обосновывая необходимость этой командировки, Лепешкин говорил о том, что в течение 20 лет он исследует физические и химические свойства живого вещества и процессы, приводящие к смерти организма ³. В настоящий момент не удалось установить в каком научном или учебном учреждении Лепешкин начал свою исследовательскую работу по изучению процессов, наблюдаемых в клетках при их отмирании. Известно лишь, что до утверждения 9 сентября 1921 г. Государственным Ученым cоветом профессором медфака БГУ⁴, он состоял ординарным профессором Казанского университета по физико-математическому отделению, где читал лекции по курсам анатомии и физиологии растений⁵. Лепешкин был уверен в том, что через несколько лет работы ему "удастся предложить медицине универсальные средства против всех болезней, позволяющие в высшей степени поднять устойчивость живого организма и удлинить жизнь человека"⁶. Для того чтобы осуществить указанную задачу профессору Лепешкину необходимо было иметь в своем распоряжении всю естественнонаучную литературу, приборы и, наконец. необходимо было личное общение с учеными, работающими в одинаковой с ним области. Кроме того, он считал, что его заграничная командировка будет несомненно полезна также Белорусскому университету, который находился в то время в стадии организации лабораторий и научной работы.

Первое ходатайство Лепешкина осталось без ответа со стороны Наркомпроса, ввиду отсутствия валютных средств. К тому же материальная поддержка науки и ученых была весьма ограниченной, видимо, не только в силу скудости ресурсов, но и по идейным соображениям – ведь ученые как социальная группа не причислялись ни к новым правящим классам, ни к союзникам этих классов.

В мае 1922 г. в дополнение к уже поданному прошению о заграничной командировке Лепешкин счел необходимым сообщить Академическому центру НКПроса о том, что им получено письмо от профессора В.Руланда (W.Ruhland) из Лейпцига, в котором последний просит приехать биолога в Лейпциг, и т.к. его приезд в Германию считается для науки настолько необходимым, что немецкие коллеги взяли на себя полное материальное обеспечение Лепешкина на время его пребывания за границей⁷. Эта заграничная поездка являлась в тот момент для Лепешкина решающей в смысле его дальнейшей работы в науке. "Без нее мне, вероятно, вообще придется прекратить научную работу", – констатирует он в своем прошении⁸.

Видимо то, что командировка испрашивалась без валютных ассигнований со стороны Наркомпроса и послужило основанием для удовлетворения просьбы Лепешкина. И постановлением Комиссии по заграничным командировкам от 4 сентября 1922 г. профессор Лепешкин был командирован в Германию на 3 месяца для окончания научных работ⁹.

В Германии Лепешкин принимал участие в съезде немецких естествоиспытателей и врачей в Лейпциге, а по окончании съезда занялся изучением новой немецкой естественнонаучной литературы в библиотеке Лейпцигского университета. Но так как немецкое консульство в Москве выдало визу ученому только на месяц, то по истечении этого срока Лепешкин для продолжения работы, по приглашению профессора Богумила Немеца (B.Nemec), переехал в Прагу и начал работать в Институте анатомии и физиологиии растений, созданном в 1901 г. Немецом при Карловом университете.

В ноябре 1922 г. Лепешкин ходатайствовал перед Главнаукой о продлении срока его командировки на шесть месяцев. Дело в том, что экспериментальные исследования, начатые Лепешкиным в прекрасно оборудованной лаборатории Немеца, были настолько удачны, что Чехословацкое правительство предоставило ему стипендию на все время его работы за границей, с тем лишь условием, что он будет о всех своих научных исследованиях докладывать Пражской академии наук ¹⁰. В своем прошении Лепешкин добавил, что стипендия предоставлена исключительно на время командировки и не имеет никакого отношения к Русскому комитету в Праге¹¹.

Когда вопрос о продлении командировки начал рассматриваться в соответствующих советских органах, заведующий главнаукой Гливенко направил письмо (с грифом "лично", "секретно"!) Председателю Комиссии по заграничному снабжению Наркомпроса в Берлине Гринбергу с просьбой оказать содействие по выяснению вопроса о профессоре Белорусского университета В.В.Лепешкине и, в частности, просил выяснить характер стипендии, получаемой им в Праге¹².

Становление науки в нашей стране было связано с принятием на себя государством всех забот о ее кадровом, информационном и материальном обеспечении. Неудивительно поэтому, что факт предоставления Лепешкину иностранной стипендии для работы в Карловом университете был насторожено встречен советскими официальными властями. И уж совсем недопустимой была мысль о возможной принадлежности указанной стипендии Русскому комитету в Праге – организации содействия русским эмигрантам в Чехославацкой республике. Действительно, с начала 20-х гг. в Чехославакии, по инициативе президента Т.Масарика, премьер-министра Крамаржа, министра иностранных дел Бенеша проводился редкий в истории акт гуманности и бескорыстной помощи – "Русская акция", – в рамках которой была организована и помощь русским научным работникам и профессорам. Прага стала свободным русским научным центром, как раз в те годы, когда эта свобода науки на родине была объявлена несовместимой с существующим в России строем.

Исследования Лепешкина не могли финансироваться Русским комитетом, т.к. он не имел статус эмигранта и находился за границей по командировке Наркомпроса, официального разрешения на продление которой Лепешкину, видимо, так и не удалось добиться. Скорее всего этот факт, наряду с невозможностью поставить экспериментальные исследования в России, а также неудовлетворенность социально-политической обстановкой в стране, послужил мотивом к невозвращению этого ученого на родину. Действительно, можно ли оспаривать, что ученые в Советской стране постоянно находились в полной зависимости от партийно-государственных структур власти, невежественный диктат которых сказывался на самых разных сторонах их деятельности?

Дальнейшая жизнь и научная деятельность В.В.Лепешкина лежит уже в области исследований по истории русского научного зарубежья.

С октября месяца 1923 г. профессор Лепешкин начал преподавать в Русском народном университете в Праге¹³, развившимся как постоянное учреждение из общедоступных лекций и эпизодических курсов, устраивавшихся в 1922-1923 гг. культурно-просветительным отделом Земгора. Уже во второй половине 1924-25 учебного года Лепешкин стал председателем Отделения естественных и прикладных наук РНУ, сменив на этом посту профессора М.М.Новикова, бывшего ректора Московского университета. За годы преподавательской работы в РНУ в Праге Лепешкиным было прочитано несколько лекционных курсов: "Мир невидимых организмов", "Живое и мертвое в природе", "Коллоидальное состояние тел, как основа жизни" и др. Благодаря любезному разрешению профессора Немеца в лабораториях Карпова университета удалось организовать практические занятия по курсам профессора Лепешкина. Ученый принимал активное участие в семинаре профессора Новикова по общим вопросам естествознания и в общественной жизни РНУ в Праге: состоял членом Куратория Общества РНУ и членом Президиума Совета преподавателей университета. В середине апреля 1927 г. на заседании Отделения естественных и прикладных наук Лепешкин сообщил о возможности своего отъезда на неопределенное время в Соединенные Штаты Америки и предложил на время своего отсутствия передать председательствование в Отделении своему заместителю профессору Н.М.Могилянскому¹⁴.

Летом 1927 г. Лепешкин по приглашению Университета в Сент-Луисе (штат Миссури) приехал в Америку, где в течение первого семестра 1927-28 академического года читал лекции. Кроме того, он был приглашен на торжества по случаю открытия нового биологического института (Rebstock Biology Hall) в Сент-Луисе ¹⁵. По окончании семестра он предпринял поездку по Соединенным Штатам и выступил с публичными лекциями в Пенсильванском университете в Филадельфии, в Колумбусе, Чикаго, в Корнеллском университете в Итаке и Мичиганском университете в Анн-Арборе. Второй семестр Лепешкин провел в Урбане (штат Иллинойс), где, по его словам, находится одна из лучших американских университетских лабораторий¹⁶.

В Праге ждали возвращения Лепешкина к преподавательской работе в РНУ, о чем свидетельствует его переписка с Новиковым. Лепешкин не знал насколько затянется его пребывание в США, и когда он сможет вернуться в Европу. Летом 1928 г. он писал Новикову: "... я не собираюсь остаться в Америке, и по мере того, как я более и более знакомлюсь со здешней учебной жизнью, для меня выясняется далеко не блестящее положение преподавания в университетах. Хотя денег очень много, но вся организация неблагоприятна для развития науки. Положение профессоров, независимо от материальных условий, неважное..."¹⁷.

Летний семестр 1928-29 учебного года В.В.Лепешкин провел в Калифорнийском университете в Сан-Франциско и Беркли, выезжая с лекциями в Станфордский университет, Лос-Анджелес и на морскую биологическую станцию на тихоокеанском побережье.

В январе 1929 г. стало ясно, что все надежды прочитать курс в РНУ в Праге не могут осуществиться. Ученый получил место заведующего биохимической лабораторией во вновь созданном научном институте (The Desert Sanatorium and Institut of Research) в Тусане (штат Аризона)¹⁸. "Мои обязанности будут состоять исключительно в продолжении моих научных работ над протоплазмой. Новая лаборатория, передающаяся в мое распоряжение, обставлена по-американски (60.000 $ на инвентарь), – пишет он Новикову в Прагу ¹⁹. За время своего пребывания в Тусане Лепешкин провел целый ряд ценных работ, касающихся коллоидальной структуры протоплазмы. Он и сам констатировал "Я никогда не работал так много экспериментально, как теперь"²⁰.

В августе 1930 г. Лепешкин предполагал приехать в Европу для участия в Международном ботаническом конгрессе в Кембридже, где он был избран Организационным комитетом конгресса вице-президентом физиологической секции ²¹. По-видимому, эта поездка не состоялась, по крайней мере, нет документальных подтверждений присутствия Лепешкина на этом научном форуме.

Только летом 1933 г. профессор Лепешкин вернулся в Европу. Некоторое время жил в Барселоне в Испании. В апреле 1934 г. он переехал в Вену, где работал в Физиологическом институте Медицинского факультета Университета. Для содействия его научной работе Министерство образования Австрии назначило ему стипендию²².

Результатом многолетних исследований Лепешкина в области физиологии растений является теория клеточного некробиоза²³. Им опубликовано свыше двадцати научных трудов.

"Следы" Владимира Васильевича Лепешкина теряются в 1939 г. Как сложилась его дальнейшая судьба, как развивалась научная деятельность, к сожалению, остались пока неизвестным. Возможно, ввиду начавшейся второй мировой войны, он с семьей перебрался в Соединенные Штаты. Такая возможность была, ибо еще в 1934 г. Лепешкин писал: "Мы не думаем в скором времени возвращаться в Америку, хотя позволение на возвращение сохраняем. Совершенно неизвестно как все на свете обернется" ²⁴.

Резкое ограничение международных контактов советской науки, совершенно ненормальное ее материальное положение, политический произвол властей, – все это вынуждало многих ученых уезжать за границу. Эти злоключения советской науки были запрограммированы самой политической и экономической системой. Государство никогда не рассматривало расходы на науку как такие, которые вернутся с лихвой своими результатами. Взаимодействие же с иностранными инвесторами осложняли идеологические предубеждения. Тем не менее оно состоялось. Сегодня историки науки восстанавливают историю иностранного инвестирования отечественной науки.

Примечания

¹ Френкель В.Я., Джозефсон П. Советские физики – стипендиаты Рокфеллеровского фонда // УФН. 1990. Т. 160. С. 103-134.

² Кожевников А.Б. Филантропия Рокфеллера и советская наука // ВИЕТ. 1993. № 2. С. 80-111.

³ ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 2. Д. 561. Л. 238.

⁴ Кожушков А.И., Яновский О.А. Белорусский Университет: Хроника событий (1919-1989). Минск, 1990. С. 13-14.

⁵ Казанский Университет. Обозрение преподавания в 1917-1918 учебном году. Казань, 1917. С. 40.

⁶ ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 2. Д. 561. Л. 238.

⁷ Там же. Л. 239.

⁸ Там же.

⁹ ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 8. Д. 174. Л. 37.

¹⁰ ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 2. Д. 561. Л. 246.

¹¹ Там же.

¹² Там же. Л. 248.

¹³ ГАРФ. Ф. 5899. Оп. 1. Д. 73. Л. 115.

¹⁴ ГАРФ. Ф. 5899. Оп. 1. Д. 118. Л. 12.

¹⁵ ГАРФ. Ф. 6767. Оп. 1. Д. 50А, л. 2.

¹⁶ Там же.

¹⁷ ГАРФ. Ф.6767. оп. 1, д. 50А. Л.4.

¹⁸ ГАРФ. Ф. 6767. Оп. 1. Д. 7А. Л. 10.

¹⁹ ГАРФ. Ф. 6767. Оп. 1. Д. 50А. Л. 10.

²⁰ Там же. Л. 12.

²¹ Там же. Л. 12об.

²² Там же. Л. 1.

²³ Новиков М.М. Русская научная организация и работа русских естествоиспытателей за границей. Прага, 1935. С. 33.

²⁴ ГАРФ. Ф. 6767. Оп. 1. Д. 50А. Л. 14.

Источник: А.А.Жидкова. Ранняя страница истории иностранного
инвестирования советской науки // ИИЕТ РАН.
Годичная научная конференция 1998.
М.: ИИЕТ РАН, 1999, с.163-170.