Р.А. Фандо

Пути трансформации феномена «научной школы»

 

Науковедческий анализ возникновения и деятельности научных генетических школ еще недостаточно освещен в историко-научной литературе. Хотя сами школы существовали и существуют как неформальные объединения последователей определенного направления. Наиболее удачными исследованиями о деятельности некоторых генетических школ можно назвать работы Е.Б.Музруковой (о школе Т.Моргана) [1] и В.В.Бабкова (о школе С.С.Четверикова) [2].

История отечественной генетики на протяжении всего ХХ столетия позволяет проследить явления, связанные с зарождением научных школ, их трансформации и преемственность, качественные изменения самого феномена «научной школы».

На заре развития отечественной генетики многие исследования стали плодами деятельности объединений (школ), возглавляемых лидерами. Такие лидеры превратились из генераторов идей в символы различных научных направлений. С появлением лидера, обладающего широким спектром качеств для формирования научного направления, и коллектива, способного к развитию основополагающих идей, возникает научная школа.

В 1920-1940-е гг. наиболее выдающимися школами по своей организационно-научной деятельности были школы Ю.А.Филипченко, Н.И.Вавилова, Н.К.Кольцова, С.С.Четверикова, А.С.Серебровского, Г.Д.Карпеченко. Коллективы, возглавлявшиеся этими учеными, по праву считаются классическими примерами научных школ, в коллективах которых наблюдалась четкая функциональная иерархия, с приоритетной ролью лидера, и эти школы четко ассоциируются с лидером.

Вмешательство государства в генетику началось уже с 1930 г. и было окончательно установлено Всесоюзной конференцией по планированию генетики и селекции, происходившей в Ленинграде в 1932 г. На конференции 1932 г. было решено, что с этого времени работы по генетике и селекции растений будут проводиться с целью немедленного получения практических результатов и по направлениям, соответствующим официальной доктрине диалектического материализма. Таким образом, произошла подмена ценностей, фундаментальную науку приравняли к прикладной, что в принципе не допустимо.

В августе 1948 г. прошла печально известная сессия ВАСХНИЛ. Самые смелые выступления в поддержку генетики были у И.А.Рапопорта, С.И.Алиханяна, А.Р.Жебрака, И.И.Шмальгаузена, П.М.Жуковского. После сессии большинство генетиков были уволены или переведены в другие научно-исследовательские учреждения. Августовская сессия ВАСХНИЛ отрицательно сказалась не только на развитии генетических исследований в СССР, но и на экспериментальных исследованиях в других биологических дисциплинах: эмбриологии, теории эволюции, иммунологии, биохимии, молекулярной биологии.

Период гонений на генетику с конца 1935 г. по 1964 г. в исторической литературе принято называть лысенковщиной. Данная беспрецедентная в генетике кампания оставила свой след в работе каждого научного коллектива. Несмотря на это, настоящие ученые смогли достойно сохранить свои нравственные убеждения. Невольно приходят на память мудрые слова В.Я.Александрова: «Лысенковская биология поставила грандиозный эксперимент по социальной психологии, подлежащий серьезному изучению. Эксперимент выявлял пределы прочности моральных устоев у разных людей… Ведь нормальная обстановка позволяет человеку до конца жизни сохранить благопристойность своего поведения и оставаться в неведении о хрупкости основ, на которых эта благопристойность зиждется. Лысенковский стресс проявил потенциальные возможности человеческих реакций и отношений» [3].

Активное восстановление научной деятельности в области генетики началось в 1960-е гг., хотя некоторые ученые подпольно продолжали некоторые исследования. Восстановлением научных школ в эти годы наша наука обязана в первую очередь четверым – С.И.Алиханяну, Н.П.Дубинину, М.Е.Лобашеву, Н.В.Тимофееву-Ресовскому. С.И.Алиханян, бывший в 1948 г. доцентом кафедры генетики, после августовской сессии перешел на работу в Институт антибиотиков; его работы, выполненные в этом институте, сыграли важную роль в становлении отечественной антибиотической промышленности. Другой лабораторией, возобновившей генетические исследования, была лаборатория радиационной генетики в Институте биофизики АН СССР. Развитие атомной промышленности, проводимые СССР и США испытания атомного оружия подтолкнули развертывание исследований по радиобиологии. В результате была организована лаборатория радиационной генетики при Институте биофизики, заведующим лабораторией был утвержден Н.П.Дубинин, которому удалось собрать в ней большинство видных московских генетиков.

Восстановление генетики в Ленинграде связано с именем М.Е.Лобашева. Будучи изгнанным в 1948 г. из университета, М.Е.Лобашев работал в Институте физиологии и на время отошел от генетики. Однако при объявлении конкурса на заведование кафедрой в Университете он подал документы и в январе 1957 г. был избран. Он объявил о своем желании восстановить и генетические исследования, и преподавание генетики, что ему достаточно быстро удалось сделать.

В 1955 г. закончилось пребывание Н.В.Тимофеева-Ресовского в «шарашке» – закрытом исследовательском учреждении на Урале, с частью своих сотрудников он перешел на работу в Институт биологии УФ АН СССР в Свердловске. С 1956 г. он стал проводить ежегодные семинары в Миассово, где его лаборатория создала экспериментальную базу. Эти неформальные семинары (позднее перенесенные в Подмосковье) сыграли выдающуюся роль в привлечении научной молодежи в радиобиологию, генетику и теорию эволюции.

С 1965 г. началась организация новых генетических лабораторий и кафедр. Стал выходить журнал «Генетика». Восстанавливалось преподавание генетики в высших учебных заведениях и основ генетики – в средней школе. Для перестройки университетских курсов важную роль сыграл проведенный на базе МГУ в марте 1965 г. Генетический семинар для профессоров и преподавателей вузов. В 1966 г. было создано Всесоюзное общество генетиков и селекционеров, которому было присвоено имя Н.И.Вавилова.

В 1960-1970-е гг. наблюдался колоссальный подъем отечественной науки и генетики в том числе. Позитивную роль в этом играло централизованное финансирование фундаментальной науки. Данный магистральный путь развития науки выбирают в настоящее время большинство развитых стран. В научные институты пришло большое количество талантливой молодежи, в связи с чем значительно увеличился штат творческого коллектива, занимающегося разработкой определенной проблемы. Таким образом произошло некоторое изменение формы существования научных школ, большое значение приобрели так называемые «незримые колледжи». Несколько изменилась роль лидера в школе, и школа стала уже ассоциироваться с ведущими исследовательскими концепциями. При характеристике школ стали говорить о «направлении в науке, обладающем определенными признаками, свойствами, связанном общностью или преемственностью принципов». Говоря о школе, вместе с тем необходимо отметить, что разрабатываемая группой проблема не обязательно должна быть единичной.

В настоящее время научные школы не потеряли своей актуальности. Однако это уже не коллектив учеников в 510 человек, которые тиражируют и развивают идеи лидера. В науке, как и во многих социальных сферах, строго иерархические (пирамидальные) структуры стали вытесняться сетевыми социальными структурами со многими центрами. Сетевые структуры в социуме бывают малыми (несколько участников) или более крупными; в последнем случае в их состав, помимо независимых индивидов, могут входить целые организации/учреждения или какие-либо части их коллективов. Однако в любом случае сетевые структуры характеризуются следующими сущностными свойствами:

- смягченной и расщепленной должностной иерархией (принцип многоначалия),

- широкой взаимоперекрывающейся специализацией всех членов сети,

- специальными мерами по максимальной стимуляции неформальных, личностных взаимоотношений между этими членами на базе симпатий, сентиментов, спонтанно складывающихся социальных статусов.

Примером сетевой социальной структуры служит хирама – многопроблемный творческий многолидерный коллектив, описанный в работах биополитиков [4; 5]. Каждый из работающих в хираме лидеров выступает как протоколист и координатор по какому-либо из направлений работы этого междисциплинарного творческого коллектива. Хирамы и другие варианты сетей применимы в различных сферах – от коммерции и образования до политики (есть сети и из целых государств, например, это Европейское сообщество). Сети потенциально применимы и к научным исследованиям, но до последнего времени дискуссии об их приложимости к научному (особенно междисциплинарному) поиску носили во многом теоретический характер – в реальном научном сообществе можно было констатировать доминирование жестко иерархических структур бюрократического типа. В настоящее время в российском научном сообществе реально функционируют такие сетевые школы.

Говоря о феномене научной школы, нужно подчеркнуть, что образование школы – явление сложное, которое появляется вследствие пересечения множества причин и обстоятельств. Поэтому значения термина «научная школа» могут быть многоплановыми и изменять свой смысл в контексте определенной эпохи, отрасли знания и даже конкретного института. Анализ феномена научной школы позволил нам дать собственное определение данному явлению. Научная школа – объединение ученых, часто ассоциирующееся с лидером, где наблюдается преемственность в разработке задач и методов научно-исследовательской работы. Причем научная школа – явление уникальное, которое не просто отличается от всего научного сообщества данной эпохи, но и неповторимо в истории науки. Научная школа ассоциируется не только с ученым-лидером и дисциплинарным направлением, но еще и с историческим временем, а также с государством и национальными традициями.

Естественно, что на формирование школы влияет масса причин, но и сама школа оказывает огромное влияние на развитие научной и общественной мысли. Кроме того, не мыслимо рассматривать школу в отрыве от особенностей развития науки данного периода и от других научных школ. Как считает М.Г.Ярошевский: «Борьба школ... чаще всего двигала вперед научную мысль. А взаимоотношения школ накладывали отпечаток как на деятельность каждого отдельного ученого, так и на общее состояние науки в данную эпоху» [6]. Учитывая это, можно говорить о зарождении и развитии генетики в СССР, как о сложном процессе становления научных школ, вытекающем из сложных взаимодействий научных, социальных, политических и психологических составляющих.

В заключение хочется сказать, что сейчас, когда прежние плановые механизмы работы институтов и их финансирование разрушены, меняются схемы управления научной деятельностью, поэтому одной из важных форм существования науки может стать сохранение традиций творчества в неформальном научном коллективе – научной школе. Немаловажное значение при этом отводится субъективным факторам, в первую очередь – деловым качествам научных лидеров, которым удается обеспечивать сравнительно благополучное положение своей лаборатории или центра.

Работа выполнена при финансовой поддержке Совета по грантам Президента РФ (проект № МК-2138.2004.6)

 

Литература

1.Музрукова Е.Б. Научная программа школы Т.Х. Моргана в контексте развития биологии ХХ столетия. М.: Грааль, 2002. 309 с.

2.Бабков В.В. Московская школа эволюционной генетики. М.: Наука, 1985. 215 с.

3.Александров В.Я. Трудные годы советской биологии. СПб.: Наука, 1992. 262 с.

4.Олескин А.В. Сетевые структуры общества с точки зрения биополитики // Полис. 1998а. № 1. С. 6886.

5.Олескин А.В. Междисциплинарные сетевые группы // Вестн. Рос. Акад. наук. 1998б. № 11. С. 1016-1022.

6.Ярошевский М.Г. Человек науки. М.: Наука, 1974. С. 69.

 

 

Источник: Р.А.Фандо. Пути трансформации феномена «научной школы»
// ИИЕТ РАН. Годичная научная конференция 2004 г. М.: Диполь-Т, 2004, с.225-229.



© Р.А.Фандо