Ким Смирнов. Как остаться человеком на Земле.

"Новая газета", № 87, 12.08.09

 

Диалог с генетиком, работы которого остаются открытием и после трагической гибели

 

Пролог

В одном дорогом мне киевском доме я часто слышал фамилию этого человека, произносимую с особой теплотой. Хозяева когда-то, в годы юности легендарного, "лаврентьевского" Академгородка под Новосибирском, входили в два круга молодых ученых, в центрах которых были геолог, академик Соболев и генетик, академик Беляев. Пересечение кругов образовало их семью. Человек, о котором речь, был в беляевской команде. В том киевском доме я встречал его фотографии, его остроумные, для домашнего пользования стихотворения. Даже фамилия у него была какая-то домашняя, уютная – Корочкин.

И вдруг однажды читаю в "Комсомолке" очередную сенсацию: член-корреспондент РАН Леонид Иванович Корочкин с помощью стволовых клеток победил неизлечимую доселе болезнь Паркинсона.

Звоню. Договариваемся о встрече. Решили: сначала дадим газетную полосу о стволовых клетках, а позже - все остальное, разговор за жизнь. Мы говорили о...

 

О стволовых клетках и болезни Паркинсона

- Леонид Иванович! Это правда, что вы победили болезнь Паркинсона? Нет дыма без огня?

- Сначала - откуда дым. Любимый всеми генетиками экспериментальный объект - мушка дрозофила. В ее геноме есть элементы, которые можно совершенно безвредно вводить в стволовые клетки человека для генетической коррекции. Последовательности ДНК универсальны. И гены везде более или менее одинаковы. Контролирующие элементы - тоже. Значит, такой человеческий элемент можно заменить контролирующим элементом дрозофилы. И наоборот.

В этом была суть моей исследовательской программы. Операцию, во время которой клетки дрозофилы прибавляют к трансплантантам больных паркинсонизмом, провели без моего ведома: я в это время был в Америке. Естественно, я соавтор работы, поскольку в ней использовались и мои идеи, и даже "мои" определенным образом измененные клетки. Но то, что, описав эксперимент, "Комсомолка" объявила, будто бы мною побеждена болезнь Паркинсона, - обычные для нынешней прессы редакционные извращения.

В обозримом будущем новое направление, называемое тканевой инженерией, действительно обещает серьезные результаты в лечении при помощи стволовых клеток болезни Паркинсона, рассеянного склероза, болезни Альцгеймера и других тяжелых недугов. Но - не надо ускорять события.

На этом я обрываю ту часть нашей беседы, которая посвящена стволовым клеткам, и адресую читателя к ее публикации в "Новой газете" от 21 - 23 июня 2004 г. или к полной электронной версии сегодняшнего номера.

 

О пути в науку – от Лысенко к Вавилову

– В школе биологию вам наверняка преподносили "по Лысенко". Как же получилось, что вы пошли не за ним, а подались в вейсманисты-морганисты?

– Да, в школе мой неискушенный мозг пребывал под наваждением "опытов" и "теорий" Лысенко, Лепешинской. Но, поступив в Томский мединститут, я сразу же стал заниматься научной работой в кружке при кафедре гистологии, пропадал там все вечера. Беседовали о многом. В том числе и о генетике. Однажды завкафедрой профессор Хлопков спросил: "Ну а сам-то ты Вейсмана читал?" "Что вы, Алексей Михайлович! Идеалист, реакционер..."

Тогда он подошел к книжному шкафу, где стройными рядами стояли труды Лысенко, Лепешинской, сборники статей против реакционного вейсманизма-морганизма. Вытащил несколько книг. А там второй ряд. И такими же стройными рядами труды Моргана, Вейсмана, учебники по генетике. Он вынул "Зародышевую плазму, теорию наследственности" Вейсмана: "На вот, почитай".

Читаю. Смотрю, а Вейсман совсем не то пишет, что ему вменяется. Книга произвела на меня сильное впечатление. Потом оказалось, что тайники генетической литературы есть еще и на кафедре биологии. И так вот я, глубоко погружаясь в генетическое самообразование, постепенно стал понимать, какой это вздор - лысенковщина и лепешинщина.

Будучи председателем институтского студенческого общества, решил провести дискуссию о проблемах наследственности. Партбюро института запрещает. Нашему ректору даже звонил царствовавший в Томском университете один из видных лысенковцев - Иогансон: "У вас есть студент Корочкин. Он разлагает наше студенчество, пропагандируя реакционные морганистские идеи. Его немедленно надо отчислить и изолировать".

Но тут к нам с какими-то инспекционными целями приехал инструктор ЦК ВЛКСМ Володя Орел (впоследствии ставший директором Института истории естествознания и техники). Он пошел в обком партии и настоял на разрешении провести дискуссию. Зал был набит. Сидели на полу, на сцене.

Как раз в это время начинался Новосибирский академгородок, сформировался в нем Институт цитологии и генетики. Во главе Дубинин, потом Беляев. Вскоре после вуза я перебрался туда. Сначала в биологическую группу Института математики, затем перешел к Беляеву. В его институте сформировался как ученый. Сейчас работаю в Москве. Руковожу лабораториями в двух академических институтах - биологии гена и биологии развития. Читаю лекции в МГУ.
Таков мой путь от Лысенко к Вавилову.

 

О философии

– Мне рассказывали, будто мальтийский посол заказал вам написать к выставке в посольстве портреты 70 европейских и восточных философов...

– Было дело. Он, узнав, что я работаю над такой серией, предложил экспонировать ее в посольстве. Но поставил странное условие: сделать к каждому портрету пояснение в стихах. Выставка состоялась. И к каждому портрету мне пришлось написать по стихотворению. Хотя, как оказалось, насчет стихов он просто пошутил. К философии отношусь серьезно. Настолько, что даже печатаюсь в философских журналах. В юности был искренним марксистом. Но сейчас мне ближе всего Пол Фейерабенд, Блаженный Августин и Кант. А Эрнста Маха вообще считаю одним из величайших философов всех времен и народов.

 

О роли футбола в художественных озарениях

– Ваши живописные работы вошли в антологию лучших произведений русского авангарда вместе с полотнами Кандинского, Малевича, Шагала...

– Туда действительно взяли мою картину "Троица".

– Откуда такой поворот - от генетики к живописи?

– Наследственные гены: отец был и врачом, и художником. Рисовал с детства. Считалось: проявляю способности. Надоело. Бросил.

Вернулось все через годы. Но тут во всем виноват футбол. В Академгородке мы играли в него почти профессионально. Я был вратарем. Не таким уж и плохим. В одном из матчей бросился под удар, но нападающий, 100-килограммовый такой детина, вместо мяча заехал бутсой по моей башке. Голова гудела, гудела, а на следующую ночь мне безумно захотелось рисовать. Но не в обычной манере, а в модернистской. И пошло!

– Началось с удара по голове? Мистика! - Да нет. Удар "освободил" заторможенное занятиями наукой полушарие мозга, отвечающее за художественное творчество. Я считаю, что только в равновесном взаимодействии эти два начала дают оптимальный результат.

– Как в связи с этим относитесь к сокращению преподавания литературы в школе?

– Если кто-то поставил бы своей целью дебилизировать российское население, подавить в нем творческие потенциалы, это кратчайший путь к цели. То, что пытаются сейчас сотворить с нашей образовательной системой, - глупость невероятная. Несмотря на лысенковщину на все другие дурацкие вещи, она все-таки была одной из лучших в мире. По сравнению, например, с американской, где все направлено на то, чтобы научить человека работать, как компьютер.

– По сути, к этому сводится и насаждаемый унас ЕГЭ?

– Да, конечно. Вопрос - и четыре варианта ответа. Ну а что если правильным окажется пятый ответ, о существовании которого составители тестов и не ведают?

Мне вот лично на своих учителей в науке и жизни грех жаловаться.

 

Об учителях и "зубрах"

– Кого вы считаете своими учителями в науке? И почему?

– Бориса Львовича Астаурова, Алексея Георгиевича Кнорре и Дмитрия Константиновича Беляева. Это сейчас кажется: что генетика у нас "возродилась из пепла" - само собой разумеется. Но ведь лысенковщина отбросила ее на такие задворки мировой науки, из которых снова вырваться на передний край было чудом. И она там оставалась бы, на задворках, если бы не такие люди, как Астауров, Беляев, которые соединили разорванную цепь между "зубрами", классиками отечественной, вавиловской генетики, и нашим, молодым поколением.

– Кстати, о "зубрах". С Тимофеевым-Ресовским вы встречались?

– Познакомились на одной научной конференции, которую я организовывал. С тех пор он встречал меня, еще совсем молодого человека, церемониальным: "Ваше превосходительство". Будучи заместителем генерального секретаря мирового генетического конгресса в Москве в 1978 году, я приложил руку к его приглашению на конгресс. Мы это приглашение включили в программу. А утверждали ее в ЦК КПСС. Прихожу к Андрееву. Позже он стал академиком, директором Главного ботанического сада АН СССР, а тогда был инструктором ЦК. Прочел. Говорит: "Знаешь, я тебе программу подпишу Но при одном условии..." Ну думаю, споткнулся о Ресовского... "Каком?" - "Я вот был в Канаде и посетил лабораторию одного интересного генетика. В каком месте, не помню. И фамилию не помню. Но зовут его Сэм. Если гарантируешь, что найдешь его и пригласишь на конгресс, я подпишу". - "Гарантирую". Он берет ручку и подписывает.

 

О выборе судьбы

В конце я спросил:

– Трудно быть человеком в нашем мире, нашей стране, нашем веке?

Услышал:

– Быть человеком трудно всегда и везде. Но свобода выбора есть: оставаться им и тогда принимать на себя соответствующую порцию трудностей или жить бестревожно, выгибаясь вместе с изгибами русла жизни. Выбор – за тобой самим.

 

Эпилог

Как-то раз мы в редакции "Новой газеты" пробовали угадать: каким десяти российским ученым светят следующие, после алферовской, нобелевские медали. Первым в списке оказался Виталий Гинзбург. Он ее вскоре и получил. А среди генетиков жребий пал на Корочкина.

Конечно, "гадание на кофейной гуще" - всего лишь рождественская мистификация. На самом деле, сохранив их инкогнито, мы опросили авторитетных в своих областях отечественных и зарубежных ученых.

Со временем, наверное, Леонид Корочкин стал бы Нобелевским лауреатом как один из пионеров современного исследования стволовых клеток в мировой науке, основатель ее, науки, новой ветви – генетики развития. Но он им уже никогда не станет. Это награда для живых. А он летом 2006 года был убит в Москве. Известный американский генетик, наш соотечественник Валерий Сойфер написал тогда в некрологе: "Трагическая новость: сбитый на маленькой дорожке Ленинского проспекта мотоциклистом, скончался крупнейший русский ученый, прославивший свое имя в нескольких областях современной науки, член-корреспондент РАН Леонид Иванович Корочкин... Мировая наука и культура понесли огромную потерю".

В наше скоропалительное время интерес к ушедшим быстро гаснет, даже если при жизни и ритуальном прощании их называли гениями и суперзвездами. С Корочкиным - наоборот. С каждым годом его имя все больше на слуху. Секрет тут прежде всего в опережающих свое время его научных результатах. Именно его исследования открыли принципиальную возможность в не таком уж далеком будущем при помощи стволовых клеток действительно одолеть болезни Алъцгеймера и Паркинсона, проводить генетические корректировки жизнедеятельности человеческого организма, пока не выходящие за рамки научной фантастики. И чем ближе будущее, тем чаще будет поминаться его имя, которое в энциклопедических справочниках связывают с такими исследовательскими новациями, как развитие стволовых клеток мозга, трансплантация эмбриональных, клеток, выявление генов, отвечающих за специализацию клеток в коре головного мозга: он при этом "один из первых использовал метод гистохимии, который в настоящее время является основным способом анализа морфологических изменений в процессе интогенеза или развития патологий".

Сам он считал, что использование стволовых клеток даст особо ощутимые прорывы прежде всего в трансплантологии. Пересадка органов связана с многими рисками. Больным месяцами, а то и годами приходится ждать пересадочного материала, не говоря уже о возникающих при этом острейших этических коллизиях: сколько раз врачей обвиняли в том, что они берут органы для пересадки, не сделав все для спасения жизни донора! Но этот же орган можно вырастить из стволовых клеток, трансплантировав их.

Заставило меня вернуться к нашему, не опубликованному при его жизни диалогу одно странное событие уже нынешних дней. "Литературная газета" в номерах от 18 - 24 марта и 3 - 9 июня этого года поместила публикации, обеляющие Лысенко и очерняющие Вавилова. Убедительную отповедь автору этих опусов уже дали на страницах "Новой газеты" в полном электронном варианте ее номера от 1 апреля этого года академики РАНГ. Абелев, В. Гвоздев, Е. Свердлов. Косвенным, опосредствованным ответом на новую активизацию лысенковщины может стать и данная публикация.