Сергей Cорокин, сын социолога, философа и культуролога Питирима Сорокина:

"Отец говорил, что меняется Америка, а не он".

"Газета", 14.04.2009

 

В этом году исполняется 120 лет со дня рождения Питирима Сорокина. Во всем мире его почитают как "гуру современной социологии и политологии", символ русского интеллектуализма XX столетия. Однако на родине история его жизни, научные идеи, да и само имя выдающегося философа и социолога до сих пор остаются под гнетом сложившихся в прошлом отрицательных стереотипов. Сегодня на телеканале "Культура" выходит премьера документального фильма "Антитеза Питирима Сорокина". В нем впервые будут показаны уникальные документы, фото-и киноматериалы 30-50-х годов прошлого века из домашнего архива семьи Питирима Сорокина. Создателям фильма активно помогал сын философа, профессор биологии Сергей Сорокин. Он и ответил на вопросы корреспондента "Газеты" Ксении Щербино.

 

Сергей Питиримович, сложно ли было расти в семье русского ученого, волею обстоятельств покинувшего Родину?

По сравнению с мамой, Еленой Петровной, отец был достаточно строгим родителем, и наши соседские приятели старались не попадаться ему на глаза. К тому времени, когда родились мы с братом Петром, у семьи не было никаких перспектив возвращения в Россию. Поэтому наши родители сосредоточились на адаптации к жизни в Америке. Они были настроены на то, чтобы воспитать детей как типичных американцев. Мы получили образование в общественных школах Уинчестера, где учились отстаивать свои интересы. Элементарные знания русского языка, полученные, когда мы учились говорить, постепенно стерлись, так как учителя говорили родителям, что у нас русский акцент. И хотя позже мы учили русский язык по учебникам, он уже не был для нас основным.

 

Легко ли родители адаптировались в Америке?

Страна, в которую они прибыли, разительно отличалась от Америки современной. Ценности сельской жизни превалировали над городскими, нравственные устои были строже, жестокость в повседневной жизни почти отсутствовала, и лишь немногие запирали на ночь двери. Возможно, положительную роль сыграло то, что в Америке отец сначала поселился на Северо-Западе, а не на более урбанизированном Восточном побережье или в Новой Англии. В пограничной Миннесоте социальная структура общества состояла из небольшого количества "старых фамилий", а 50-летнее здание уже казалось античным. Более того, так как среди населения по-прежнему слышался скандинавский акцент, люди с несовершенным английским там не были изгоями, в отличие от старых общин.

Образ жизни резко изменился, когда отец занял должность в Гарварде в 1930 году. Сначала родители снимали апартаменты в Кембридже, откуда было рукой подать до университета, но в марте 1932 года они переехали в большой загородный дом в Уинчестере. Его преимуществом являлось то, что он был добротно построен и находился прямо на склоне лесного массива. У столетнего дома был свой характер - возможно, потому что он был построен для семьи самого архитектора. Переехав в Новую Англию, отец больше не покорял гор и не играл в ручной мяч со студентами, как это было в Миннесоте. Правда, в первые годы ходил пешком в сторону Уйат Маунтинз в штате Нью-Гэмпшир с молодыми сотрудниками факультета социологии, а когда мы подросли, вместе с родителями взбирались на гору Маунт Монаднок в Джеффри. В Уинчестере мы по воскресеньям часто совершали прогулки в примыкающий к дому лес. Иногда соседские товарищи ходили с нами в сопровождении старой немецкой овчарки Джерри.

 

Как складывался рабочий день Питирима Александровича?

Поскольку в основном отец писал дома, мы с братом Петром находились поблизости, однако с раннего детства были приучены не беспокоить отца во время работы. Когда мы стали старше, отец иногда читал нам с мамой некоторые свои тексты, чтобы проверить их.

Я до сих пор удивляюсь, сколь многого достиг отец, уделяя при этом столько времени семье и общественной деятельности. Он умел хорошо распределять силы и сочетать различные аспекты своей жизни; если его расписание во многом определяло наш распорядок, то это всегда делалось с учетом наших интересов и потребностей. Во время школьного семестра он обычно уходил на лекции в Гарвард (расстояние - семь миль) еще до восьми утра. Если у него не было дневных семинаров или встреч, он возвращался домой, и мы вместе обедали. Это было возможно, потому что перерыв в начальной школе Уинчестера был достаточно большим: мы с Петром успевали поесть дома и вовремя вернуться.

После короткого сна отец закрывался в своем кабинете часа на два, а затем работал в саду. Ужин у нас обычно был ранний, около пяти часов вечера. Затем отец читал газеты и слушал новости; часто вся семья после этого прослушивала одну или две радиопостановки или что-нибудь из нашей коллекции пластинок классической музыки. Пока "Виктрола" (марка проигрывателя. - "Газета" пробуждала рассвет над Москвой-рекой (вступление к опере Мусоргского "Хованщина". - "Газета", отец вышагивал по комнате, заостряя иголку кактуса, необходимую, чтобы прослушать другую сторону пластинки. По радио мы слушали комментарии к новостям - они часто бывали поверхностными, концерты Бостонского симфонического оркестра или оркестра NBC, мистические истории или драмы, а также программы с различными комиками 30-40-х годов.

Когда отец работал наиболее интенсивно, он возвращался в свой кабинет на два-три часа перед сном. Мои первые впечатления о нем за работой связаны с его кабинетом, когда зимними вечерами нам разрешали войти и посидеть возле камина. Иногда перед сном он приходил к нам, чтобы рассказать о последних приключениях Ивана и Киселя - персонажей, придуманных им для нашего развлечения.

Питирим Александрович спал немного, часто лежал, обдумывая свою работу. Поэтому, когда мы вставали утром, мы нередко заставали его пишущим или узнавали, что он уже совершил прогулку по лесу и выяснил, что лед на пруду возле нашего дома достаточно крепок, чтобы кататься на коньках. Обычно он писал сразу на печатной машинке, и хотя пользовался при этом методом печатания двумя пальцами, это не влияло на результат.

Приехав в США, все свои рукописи отец писал по-английски, затем их отдавали секретарю или машинистке, чтобы сделать чистовую копию. Тексты наиболее важных работ после проверки он отдавал коллегам для дальнейшей корректуры. Позже небольшие рукописи иногда редактировал кто-нибудь из домашних.

Чем занималась после переезда ваша мать? В Миннесоте она получила степень доктора, потом работала ассистентом в Гамлинском университете Святого Павла. Нашла ли она себя в Гарварде?

С переездом в Гарвард мама прекратила преподавать. Из-за того, что мужу и жене не разрешали работать на одном факультете, она не смогла получить место в университете Миннесоты, несмотря на содействие со стороны коллег по ботаническому факультету. Та же ситуация была и в Гарварде. Матери было очень трудно пережить это, поскольку ее образование, традиции и взгляды, которые сложились в кругу петербургской интеллигенции, были гораздо более либеральными в отношении профессиональных прав женщин, нежели в США вплоть до 1960-х.

Некоторое время мама бесплатно работала в лаборатории выдающегося ботаника Гарварда, профессора Ирвинга Бейли. Когда родились дети, она оставила эту работу. К счастью, она могла проводить некоторые опыты дома, потому что ее темой было цитохимическое исследование живой клетки, а материал она брала с растений в саду. Для работы ей был необходим только сверхточный микроскоп и определенные реагенты, которыми ее снабжал Бейли. Вторая мировая война прервала эти занятия, но с начала 1950-х, когда я и Петр закончили колледж, мама еще 10 лет плодотворно проработала, в основном дома. Она также написала несколько статей вместе со мной.

 

Приходилось ли вам общаться со студентами отца?

Общественная жизнь в Гарварде была более разнообразной, чем в Миннесоте. Как руководителю факультета отцу приходилось посещать различные коктейли и вечера, проводимые сотрудниками факультета, давать приемы, развлекая профессоров и учеников. Несмотря на то что его положение в Гарварде оставляло гораздо меньше времени, чем в Миннесоте, один или два раза в год в нашем доме устраивался "день открытых дверей" для студентов. В этих случаях Петр и я обычно ненадолго появлялись среди гостей, чтобы улыбнуться или позволить потрепать себя по голове. Затем нас отсылали спать. Порой мы не ложились спать дольше, и были очень довольны, если кто-то из студентов по-дружески общался с нами. Я помню одного студента по имени Филипп, который угощал нас вкусными, тонко порезанными кусочками эдамского сыра. С тех пор мы постоянно спрашивали, принесет ли Филипп сыр на следующую вечеринку.

Несколько лет спустя мы были поражены приездом бывшей студентки по имени Лилиана, которая, оставив свое норковое пальто цвета платины возле двери, преподнесла матери большой букет роз.

Франк Дэвидсон, студент Питирима Сорокина выпуска 1939 года, писал: "Я вспоминаю зимний вечер, когда под предводительством Джорджа Филипса мы отправились в Уинчестер на санях, чтобы спеть серенады профессору Питириму Сорокину. Бывший секретарь Керенского открыл окно и помахал ночным колпаком с кисточками с нескрываемым раздражением. Но затем быстро произнес: "Заходите все! Икра и вино!"

Как мы узнали на следующий день, отец остался доволен вечером, несмотря на первоначальное раздражение от визита незваных гостей. Не уверен насчет колпака с кисточками и икры, но несомненно, что Питирим Александрович хранил в погребе хорошее вино и был очень щедр.

В предвоенные годы у нас проходили вечеринки в "черных галстуках", но Петр и я были слишком малы для них. Иногда мы пробирались в гостиную съесть оставшиеся закуски и запить их оставшимися на дне каплями хереса. У нас была служанка, но в подобных случаях мать обычно готовила специальные блюда и тщательно следила за всеми приготовлениями.

Сразу ли ваши родители были приняты в интеллектуальных кругах Гарварда?

Как только они приехали в Гарвард, их пригласили в клуб "Сейчас и всегда". В него входили люди из разных факультетов Гарварда и несколько "истинных бостонцев", разделявших общие интеллектуальные увлечения. Жизнеспособность подобных клубов зависит от присутствия определенного количества "интересных" членов, и отец был принят, так как был отлично информирован обо всем происходящем в мире и мог поддержать разговор на самые разные темы.

 

В какой момент Питирим Александрович стал известен в Америке?

Без сомнения, отец извлек пользу из опыта работы редактором газеты в России и наладил контакты с американской прессой. Еще до приезда в Нью-Йорк его имя было хорошо знакомо читателям. Он прибыл в США по приглашению университетов Иллинойса и Висконсина, чтобы прочитать цикл лекций о русской революции. Готовясь к поездке и совершенствуя свой английский, он воспользовался имеющимися контактами с влиятельными русскими эмигрантами и гостеприимством президента Вассарского колледжа Генри Ноубла Маккрекена и его семьи. Он выступал в Вассаре, близлежащих колледжах и клубах, а также написал ряд статей для популярных журналов. Однако вначале пресса молчала о цикле лекций, прочитанных им на Среднем Западе. Относились к Питириму Александровичу по-разному. В то время американские интеллектуалы разделились на тех, кто одобрял коммунизм и говорил о Советском Союзе как о "великом социалистическом эксперименте", и тех, кто представлял озлобленную оппозицию. Отец же во время своих лекций беспристрастно говорил о катастрофичности коммунизма; поэтому многие стали идентифицировать его с крайне правыми. Взгляды Питирима Сорокина на русскую революцию интересовали прессу и во время его жизни в Миннесоте, но в те годы он уже привлекал внимание и своей работой в сфере социологии. К тому же он был очень эрудирован, произносил энергичные речи, используя образные поэтические обороты. Тем не менее отец оставался объектом интереса прессы главным образом из-за взглядов на Россию.

 

Случалось ли, что журналисты его не понимали или неверно толковали его слова?

Да, конечно. В выпусках от 7 и 8 октября 1930 года Harvard Crimson приветствовала назначение Питирима Сорокина, выделяя его лекции как важное усиление курса социологии в высшей школе, где до тех пор не хватало педагога-лидера, чтобы увлечь студентов. В течение нескольких лет эта известная студенческая газета много раз цитировала отца. А поскольку ее колонки регулярно просматривали репортеры городских газет Восточного побережья и агентства новостей, многие его высказывания получили освещение в средствах массовой информации.

Однажды, обсуждая, нужно ли избирать лидеров в системе образования, Питирим Александрович подчеркнул, что моральные качества так же важны, как и умственные способности, и шутливо предложил подвергнуть честолюбивую молодежь проверке на благонадежность путем искушений и соблазнов. Crimson обнародовал это, и на следующий день пять репортеров уже ждали его в офисе. Позже мама писала: "Таким образом, история о том, что Сорокин защищает проведение вступительных экзаменационных тестов с девочками и вином, обошла все газеты, и даже радиокомментаторы подхватили эту мысль. Я слышала комментарии Лоуэлла Томаса. Потом владелец ночного клуба Билли Роуз предлагал девочек для теста, стриптизеры предлагали свои услуги и т.д. Было множество писем от представителей образования, духовенства и даже епископов, акцентировавших моральную сторону проблемы. Все это было крайне смешно".

 

Об этом действительно писала пресса?

Да, и неоднократно. К примеру, в декабре 1940 года Life Magazine сообщал: "Приведенный в ужас сегодняшней изнеженной жизнью и моральной распущенностью, профессор Сорокин на прошлой неделе предложил поиск юных "неподкупных"... Наиболее революционной частью университета будут вступительные экзамены. Сдавая их, кандидаты будут помещаться в ряд роскошно меблированных комнат, наполненных мягкими глубокими креслами, богатой едой и полуодетыми девочками из Голливуда. Кандидат должен будет оставаться там три дня. Если в течение этого времени он не будет побежден едой или женщинами, он будет иметь право поступить в университет. Вероятно, проходной балл при таких соблазнах будет 100%".

 

Но, вероятно, журналисты все же больше интересовались, как Питирим Сорокин относится к коммунизму?

В 1949 году отец дал интервью репортеру Chicago Tribune Юджину Гриффину, в котором критиковал жесткую американскую политику против Советского Союза, а также не одобрял гонения на организации коммунистического фронта, поддерживаемые затем комитетом конгресса по расследованию антиамериканской деятельности. Он также сказал, что Chicago Tribune слишком антикоммунистична. "Я хватался за голову, когда читал о России и коммунистах в этой газете. Компартия сегодня не настолько влиятельна в США, и было бы гораздо лучше для каждого из нас быть в меньшей степени антикоммунистами и более дружелюбными по отношению к России".

В то время Питирим Сорокин считал своим долгом предостерегать от политических акций, которые провоцируют напряженность в мире. Он без колебаний подписался под протестом против попыток подавления инакомыслия в США и искренне выступал за ядерное разоружение. Но в эпоху маккартизма, охватившую нацию во времена президентства Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра, эти поступки изменили его имидж в глазах прессы с ультраконсерватора на ультра-либерала. Один новоявленный патриот даже приготовил список REDucators (членов факультета, подозреваемых в "красных", коммунистических симпатиях. - "Газета") и внес туда Сорокина. Позже, когда некоторые профессора из Советского Союза встречались с ним за ланчем в бостонском отеле "Кенмор", люди из Федерального бюро расследований вели слежку, находясь за соседним столиком. Затем агенты ФБР приходили к нему, но запугать его не удалось.

Во время войны в Корее и особенно во Вьетнаме отец понимал, что американская антикоммунистическая истерия зашла слишком далеко. За воскресным обеденным столом он нередко называл США "самой империалистической нацией в мире". Мы к этому привыкли, но для гостей подобное мнение было откровением. Питирим Сорокин предсказывал, что вьетнамская война отзовется похоронным звоном и унесет множество человеческих жизней. Он говорил, что она также навредит моральной и социальной стабильности в Америке, а это, конечно, приведет к кризису. Эти антивоенные взгляды наиболее ярко были выражены в статьях для либеральных журналов, а также активно распространялись в студенческих газетах колледжей, где отец читал лекции. В форме коротких комментариев его позиция находила отражение и на страницах ежедневных газет. Вьетнамская война затянулась, антивоенные митинги стали обычным явлением в университетских городках. Во время одного митинга в Гарварде в 1966 году Питирим Александрович буквально наэлектризовал своей речью молодых студентов, которые до этого ни разу его не слышали.

Политический имидж отца в средствах массовой информации не раз менялся от крайнего консерватизма до радикально левого направления и обратно к центристской позиции. Отец говорил, что меняется Америка, а не он. Совокупность публикаций в прессе показывает, что он был широко известен как человек, умеющий авторитетно говорить на многие темы: социальные, политические, моральные и сугубо социологические. Он был хорошо информирован, страстно переживал за судьбы человечества и великолепно умел вести дебаты.

 

*   *   *

 

ПИТИРИМ СОРОКИН

Родился 23 января 1889 года в семье церковного реставратора, странствовавшего по Вологодской губернии. В 1903 году он поступил в семинарию, но проучился там недолго. Юноша начал интересоваться политикой, вступил в партию социалистов-революционеров (эсеров) и почти сразу попал на три месяца в тюрьму, за что был исключен. После освобождения уехал в Петербург, где в 1914 году окончил юридический факультет Петербургского университета. Он вел активную научную деятельность: читал лекции по социологии, издал около 50 научных работ. Накануне Февральской революции 1917 года стал известен как один из лидеров эсеров, редактировал центральную партийную газету "Дело народа", активно выступал против большевиков. Некоторое время был секретарем министра - председателя временного правительства Александра Керенского, для которого готовил обзоры по вопросам науки. Но уже в 1918 году он написал открытое письмо, в котором заявлял об отказе от политики и возвращении к культурному просвещению народа, которое он назвал делом своей жизни. В 1922 году Сорокина арестовали и по постановлению коллегии ГПУ выслали из страны. Первое время он жил в Европе, был избран профессором социологии Пражского университета, редактировал журнал "Крестьянская Россия". В 1923-м переехал в США, читал лекции в различных колледжах и университетах. В 1930-м принял американское гражданство, а на следующий год основал социологический факультет в Гарвардском университете, которым руководил до 1942 года. В 1931-1959 годах был профессором Гарвардского университета. Среди его студентов был будущий президент Джон Кеннеди, который неоднократно заявлял, что на него сильно повлияли идеи Сорокина. С 1960 года возглавлял Американскую социологическую ассоциацию.

Питирим Сорокин создал теорию существования суперсистем культуры - одну из самых оригинальных культурологических концепций XX века. Согласно теории, в историческом процессе происходит периодическая смена различных суперсистем, каждая из которых характеризуется уникальной системой ценностей. Он выделял три типа суперсистем: идеациональную, где главную роль играют альтруизм, мистицизм и аскетизм; чувственную, в которой преобладают урбанистические черты и интеллектуализм; и, наконец, идеалистическую, где сливаются первые два типа. История, по Сорокину, представляет собой циклическую смену таких суперсистем, при этом конец одной одновременно приводит к рождению следующей. Поклонниками социолога были в том числе Андрей Сахаров, Александр Солженицын и Михаил Горбачев.

Умер Питирим Сорокин в Уинчестере (США) 11 февраля 1968 года, незадолго до смерти написав автобиографический роман "Долгий путь".

 

*   *   *

СЕРГЕЙ СОРОКИН

Доктор биологии, профессор Гарвардского университета (США), автор научных трудов и публикаций. Сын Питирима Сорокина - выдающегося ученого XX века. Родился в США. В последние годы Сергей Сорокин предпринимает усилия по сохранению уникального домашнего архива. В России он впервые побывал в весьма зрелом возрасте. Сергей Сорокин тесно связан с русской культурой, приобщением к которой он обязан родителям и близким друзьям семьи: историку Михаилу Ростовцеву и дирижеру Сергею Кусевицкому. Многие годы он участвует в Кембриджском русском хоре, изучает православную музыку и сочиняет собственные церковные композиции. Недавно в Бостоне вышел компакт-диск с записями Кембриджского русского хора, подготовленный Сергеем Сорокиным, куда вошли и его собственные обработки канонических песнопений.