Женился на ссыльной, "задумавшей убить самого Сталина"
"Известия", 05.03.2009
Рассказ о своей семье и фотографии из личного архива прислала на конкурс "Известий" Нина Гинзбург - супруга знаменитого российского физика, лауреата Нобелевской премии Виталия Гинзбурга.
В 1947 году происходило полное солнечное затмение, но наблюдать его можно было только из Западного полушария Земли. Под это дело по решению правительства специально оборудовали теплоход "Грибоедов", и большая группа советских ученых отправилась к бразильским берегам. В состав экспедиции, как один из ведущих в стране радиофизиков, был включен молодой доктор наук Виталий Гинзбург.
На пути в Бразилию теплоход зашел в Стокгольм, и там Виталий Лазаревич купил подарок, о котором я давно мечтала, - хороший фотоаппарат. Я увлекалась фотографией, у меня был простенький отечественный "ФЭД". А Гинзбург смолоду отличался широтой натуры: купил не какой-нибудь, а самый лучший на то время в мире аппарат - "Экзакту", потратив на него почти всю выделенную ему валюту.
Я очень быстро освоила новинку и уже через год фотографировала как заправский профессионал. У аппарата имелось приспособление для автоматической съемки. И на годовщину свадьбы (она же и день рождения Гинзбурга), 4 октября 1948 года, я установила свою "Экзакту" на штатив, сама устроилась на коленях мужа и запечатлела сей миг прекрасный.
А познакомились мы в 1946 году в городе Горьком, "где ясные зорьки" и где я проживала после освобождения из лагеря. Точнее, проживала в селе Бор. Мне, как бывшей политзаключенной, было запрещено жить в больших городах, а тем более в режимных, каковым являлся Нижний Новгород. И я почти каждый день на пароме переправлялась на противоположный берег, где училась в Политехническом институте. Однажды даже чуть не утонула, когда паром на середине Волги напоролся на баржу и перевернулся и я оказалась в ледяной воде - дело происходило поздней осенью. Из почти 270 человек спаслись только 14. Мне удалось выплыть, потому что была хорошей пловчихой - еще учась в МГУ, сдала норматив на мастера спорта.
После катастрофы сняла комнату в Горьком и жила там полулегально. Виталий Лазаревич приехал однажды читать лекции, и в честь столичного гостя устроили вечеринку, там мы познакомились и влюбились с первого взгляда друг в друга. Роман развивался бурно, и вскоре мы поженились.
Любовь, конечно, великое чувство, но время было далеко не простое. Со стороны молодого доктора наук это был дерзкий поступок, вызов властям - жениться на ссыльной, дочери врага народа, якобы задумавшей убить самого товарища Сталина! Но в те далекие сороковые Виталий Лазаревич участвовал в атомном проекте, это и уберегло его, но отнюдь не помогло добиться разрешения на проживание законной жены в Москве. Семь лет мы так и жили: Виталий Лазаревич, имея постоянную работу в московском ФИАНе, подрядился в качестве нагрузки заведовать кафедрой в Горьковском университете и постоянно наезжал, ему даже дали комнату в коммуналке, куда я и перебралась. И только после смерти Сталина мне разрешили вернуться в Москву. А в 1956 году полностью реабилитировали. Такие вот были времена.
А попала я под карающий меч "органов" по совершенно дикому обвинению в заговоре на убийство тов.Сталина. Якобы из окна нашей квартиры на Арбате, по которому обычно проезжал Иосиф Виссарионович, направляясь на свою Ближнюю дачу в Кунцеве, в вождя должны были стрелять заговорщики. И только на следствии выяснилось, что я с матерью проживала в комнате, выходящей окнами во двор, а две другие, которые у нас отняли после ареста отца и которые действительно выходили окнами на Арбат, занимали чекисты. И тем не менее, я просидела почти год сначала в Лубянской, а затем в Бутырской тюрьме, пока шло следствие, и, несмотря на полную невиновность, получила три года лагерей. Тогда было так: раз попал под следствие - значит, виновен. Меня освободили досрочно по амнистии в честь Победы над фашистской Германией.
Отца же моего, Ивана Петровича Ермакова, посадили еще в 38-м во время Большого террора, как английского шпиона. Он был известным инженером, крупным специалистом по холодильному оборудованию и часто бывал за границей в командировках для закупок техники. Ему присудили 15 лет лагерей и отправили в Воркуту. С началом войны его перевели в саратовскую тюрьму. Там он оказался в одной камере с академиком Николаем Ивановичем Вавиловым, гениальным генетиком, ученым с мировым именем. С лета 1942-го заключенных практически перестали кормить, и поздней осенью отец умер от голода, а в январе 43-го умер и Вавилов - тоже от голода.
А мы с Виталием Лазаревичем живем в мире и согласии вот уже более 62 лет.