Б.М.КЕДРОВ И МЕЖДУНАРОДНОЕ ФИЛОСОФСКОЕ СООБЩЕСТВО

В.Н.Садовский

 

Девяностолетие со дня рождения Б.М.Кедрова – хороший повод для того, чтобы попытаться рассказать о Бонифатии Михайловиче как о человеке, яркой личности, крупном ученом, философе и историке науки, вспомнить наиболее характерные эпизоды его жизни. Конечно, каждый из нас, кому посчастливилось – в большей или меньшей степени, длительное время или хотя бы очень кратко – общаться с Бонифатием Михайловичем, в состоянии осветить лишь некоторые стороны его богатой и яркой деятельности, однако совместными усилиями мы, я надеюсь, способны воссоздать более или менее полный портрет Бонифатия Михайловича.

В этих заметках я буду говорить о Б.М.Кедрове и международном философском сообществе 50-80-х годов XX в. Именно это сторона деятельности Б.М.Кедрова – точнее, некоторая часть этой стороны его деятельности – оказалась наиболее знакомой мне, и причина этому проста: перейдя в конце 1967 г. на работу из журнала «Вопросы философии» в Институт истории естествознания и техники Академии наук СССР, который возглавлял в то время Б.М.Кедров, я очень скоро по его предложению был избран ученым секретарем Отделения логики, методологии и философии науки Советского национального объединения истории и философии естествознания и техники. Б.М.Кедров, начиная с 1962 г. и до конца жизни, был Председателем этого Объединения и активно участвовал в работе Отделения логики, методологии и философии науки. Выполняя функции ученого секретаря, я и многие мои коллеги и друзья – прежде всего В.А.Смирнов, М.В.Попович, В.А.Лекторский, И.А.Акчурин, Б.С.Грязнов, а также видные советские математики А.А.Марков и Ю.Л.Ершов – постоянно общались с Б.М.Кедровым и видели его в напряженной, активной работе по организации научных мероприятий Объединения как в стране, так и за рубежом. Думаю, не ошибусь, если скажу, что, начиная с середины 60-х годов, на протяжении 15-20 лет философия науки и математическая логика были теми научными областями, в которых удалось создать широкое международное научное сотрудничество советских специалистов. Интенсивные научные контакты по истории философии и другим разделам философии, которые развернулись с конца 70-х годов, во многом, как мне кажется, опирались на положительный опыт, достигнутый ранее в философии науки. В этом несомненная большая заслуга Бонифатия Михайловича Кедрова.

*      *     *

Международная деятельность в области философии науки в первые послевоенные годы организовывалась только что возникшим Международным союзом философии науки, который провел в конце 40-х-50-х годах два международных конгресса по этим проблемам. Во втором таком конгрессе (Швейцария, Цюрих, 1954) впервые после войны участвовали советские философы, в том числе Б.М.Кедров. В конце 50-х годов этот Международный союз объединился с аналогичным Международным союзом истории науки, образовав Международный союз истории и философии науки с двумя Отделениями – Отделением истории науки и Отделением логики, методологии и философии науки. Первое Отделение ^продолжало заложенную еще до Второй мировой войны , традицию созыва с интервалом в 3 – 4 года Международных конгрессов по истории науки (первый такой послевоенный конгресс – V по порядковому номеру – состоялся в 1947 г. в Лозанне, Швейцария, а последний XIX конгресс в 1993 г. в Сарагосе, Испания). Второе Отделение провело I Международный конгресс по логике, методологии и философии науки в Стэнфорде, США, в 1960; в 1991 г. в Упсала, Швеция, состоялся IX такой конгресс. Очень важный и чрезвычайно плодотворный аспект международной научной деятельности Б.М.Кедрова был связан именно с конгрессами по логике, методологии и философии науки.

Как уже было сказано, Б.М.Кедров принимал участие в работе II конгресса 1954 г., он был участником I (Стэнфорд, США, 1960), III (Амстердам, Нидерланды, 1967), IV (Бухарест, Румыния, 1971), V (Лондон, Онтарио, Канада, 1975) и VI (Ганновер, ФРГ, 1979) Международных конгрессов по логике, методологии и философии науки. На III-VI конгрессах Б.М.Кедров был руководителем советских делегаций, в некоторых случаях весьма многочисленных (до 100 человек). Бонифатий Михайлович активно готовился к участию в VII Международном логическом конгрессе (Зальцбург, Австрия, 1983), был председателем Советского оргкомитета по подготовке к этому конгрессу, но состояние здоровья не позволило ему поехать в Австрию. А на следующем – VIII логическом конгрессе, который состоялся в Москве в 1987 г., через два года после кончины Б.М.Кедрова, на специальном мемориальном заседании многие зарубежные и советские участники конгресса очень тепло говорили о нем как о крупном ученом и прекрасном человеке.

Естественно, на всех Международных конгрессах по логике, методологии и философии науки Бонифатий Михайлович выступал с докладами по приглашению, к прочтению которых привлекались наиболее известные философы и логики со всего мира. Б.М.Кедров установил обширные научные связи со многими зарубежными специалистами по философии науки и логиками, что приводило к дальнейшим научным контактам, взаимным посещениям, чтению лекций как в СССР, так и за рубежом, интенсивному обмену информацией и т.п. Особенно тесными и даже дружескими были научные связи Б.М.Кедрова с группой американских и европейских философов и логиков, которые практически на всем протяжении истории этих конгрессов составляли (и во многом составляют сейчас) руководящее ядро по организации деятельности Отделения логики и по проведению таких конгрессов. Здесь в первую очередь следует назвать Патрика Суппеса, Роберта Коэна, Маркса Вартофского, Эрвина Хиберта, Эрнана Макмаллина (США), Джонатана Коэна, Мэри Хессе (Великобритания), Яакко Хинтикку (Финляндия – США), Ежи Лося, Ришарда Вуйцицкого (Польша), Ладислава Тондла, Карела Берку (Чехословакия), Михаиле Марковича (Югославия) и многих других. Нет нужды особо говорить о том, что эта деятельность Б.М.Кедрова во многом открыла более молодым его коллегам дорогу в международное философско-логи-ческое сообщество. Нельзя, однако, не упомянуть того, что Б.М.Кедров, а вместе с ним П.В.Копнин, Г.П.Щедровицкий, М.В.Попович, В.А.Смирнов, В.С.Степнин, Б.С.Грязнов и многие другие приложили много усилий для того, чтобы, начиная с начала 60-х годов, организовать в СССР – в разных городах и республиках – систематическое проведение Всесоюзных конференций по логике и методологии науки, многочисленных симпозиумов по этой проблематике.

Международная научная деятельность Б.М.Кедрова не ограничивалась только проблемами философии науки и современной формальной логики. Бонифатий Михайлович очень много сделал в области истории науки – и как исследователь, и как организатор практически всех крупных союзных и международных мероприятий в этой области в 60-80-е годы. Он был руководителем советских делегаций на XI (1965, Польша), XII (1968, Франция), XIII (1971, СССР) Международных конгрессах по истории науки, председателем оргбюро XIV Международного конгресса по истории науки (1974, Япония), входил в состав руководящих органов Отделения истории науки Международного союза истории и философии науки, участвовал во многих международных конференциях по проблемам истории науки, по вопросам науковедения, в международных гегелевских, лейбницевских и других конгрессах, в 1963 г. был избран членом-корреспондентом, а в 1966 г. действительным членом Международной академии истории науки (одновременно с избранием действительным членом Академии наук СССР).

Еще одной важной сферой международной научной деятельности Б.М.Кедрова были международные философские конгрессы. В 1958 г. он принял участие в работе XII Международного философского конгресса (Италия) и в дальнейшем активно участвовал в организации Международных (впоследствии – Всемирных) философских конгрессов, представил свои доклады на XV (Болгария, 1973) и XVI (ФРГ, 1978) Всемирные философские конгрессы. Огромную работу Б.М.Кедрову пришлось выполнить по организации в Москве XIII Международного конгресса по истории науки (1971) и Х Международного гегелевского конгресса (1974).

К сказанному следует добавить, что, начиная с 1954 г., Б.М.Кедров несколько десятков раз выезжал в разные страны для чтения лекций по философии и истории науки, на совещания директоров институтов философии и социологии, главных редакторов философских и социологических журналов социалистических стран. В начале 70-х годов он возглавил советско-чехословацкий коллектив по подготовке труда «Человек – наука – техника». К этой работе были привлечены лучшие силы философов и историков науки двух стран, и подготовка этого издания потребовала от Б.М.Кедрова больших усилий. (Человек – наука – техника. М., 1973. Издано также на английском языке: Man Science. Technology: A Marxist Analysis of Scientific-Technological Revolution. Moscow, Prague: Acad. Prague: 1973).

Всего за 25 лет – 1954 (первая поездка Б.М.Кедрова за рубеж) – 1979 (последние выезды за границу) – он посетил около 20 стран и в общей сложности был за границей более 50 раз. (См.: Бонифатий Михайлович Кедров // Материалы к биобиблиографии ученых СССР. Серия философии, выпуск 3. М.: Наука. 1985. С. 5-12.) Конечно, охватить в этих моих заметках все стороны международной деятельности Б.М.Кедрова я не в состоянии. Я буду говорить о том, что было мне известно по личному опыту, рассказам Бонифатия Михайловича и на основании знакомства с соответствующей литературой.

Свое изложение я должен начать с 1954 г., когда Б.М.Кедров в составе советской делегации выехал в Швейцарию для участия в работе II Международного конгресса Международного союза философии науки. Естественно, я Не мог быть свидетелем этого события, так как в то время только успел преодолеть половину философского университетского курса, но не рассказать об этом событии – очень важном для советской философии – ни в коем случае нельзя, так как это было не только первое появление советских философов на международной арене в послевоенный период, но оно во многом определило – в значительной мере благодаря активной позиции Бонифатия Михайловича – характер дальнейшего советского международного философского сотрудничества, особенно в первые послевоенные десятилетия. Рассказывая об этом конгрессе, я опираюсь на его опубликованные материалы (Actes du II Congres international de l'Union international de philosophie des sciences. Zurich. 1954. Vоl.1-3. Neuchatel, 1955), рассказы и неопубликованные«Воспоминания» Бонифатия Михайловича и на беседу, которая состоялась у нас с В.А.Смирновым в 1967 г. в Амстердаме во время III Международного конгресса по логике, методологии и философии науки с Альфредом Тарским, одним из выдающихся логиков XX в., который был активным участником этого конгресса.

Итак, конец лета 1954 г. Страна, да и весь мир, полтора года прожили без И.В.Сталина. Не было уже и Л.П.Берии. И хотя в СССР за это время мало что изменилось (до доклада Н.С.Хрущева на XX съезде КПСС оставалось полтора года), одно важное изменение было очевидно: исчез тотальный страх – страх мгновенно потерять свободу и жизнь.

Как можно судить по рассказам Б.М.Кедрова и его близких, значительно полегчало на душе и у него. Последние годы жизни Сталина Бонифатий Михайлович был чуть ли не идеальным кандидатом сначала на Лубянку, затем в лагеря со всеми вытекающими отсюда последствиями. Действительно, близкие родственники – отец и брат – репрессированы, как выяснится позднее, если не при личном участии Берии, то во всяком случае по его прямым указаниям. Вознесенный в одночасье на философский Олимп в 1947 г., заняв высокопрестижный пост главного редактора журнала «Вопросы философии», сразу же обретя множество недругов и завистников, Б.М.Кедров не менее стремительно буквально через год был сброшен с этого Олимпа, приобретя к тому же по ходу дела репутацию чуть ли не главного идеолога космополитизма в философии. (См.: Батыгин Г.С., Девятко И.Ф. Пятый пункт основного вопроса философии. Эпизоды 40-х годов // Человек. 1993. № 3. С.109-118.) Двух цитат из публикаций того зловещего времени вполне достаточно, чтобы наглядно представить тогдашнюю атмосферу и оценить степень опасности, которая угрожала Б.М.Кедрову: «Космополитические взгляды Б.Кедрова тесно переплетаются с его антимарксистскими, идеалистическими воззрениями», «Поистине, лавры Дюринга не дают Кедрову покоя. Создав эклектическую окрошку, смешав в кучу материалистические и идеалистические воззрения, этот новоявленный Дюринг (Проповедует порочные антимарксистские идейки, засоряющие головы молодых научных работников. По целому ряду философских вопросов Б.Кедров прямо скатывается в болото идеализма» (Митин М. Против антимарксистских космополитических «теорий» в философии // Литературная газета. 16 марта 1949 г. № 22). Сам же Бонифатий Михайлович в своих неопубликованных «Воспоминаниях» называет это время «лихолетием», «переломным моментом» всей его жизни и деятельности и считает, что главным для него тогда «было одно: выжить и выстоять». Защищать его было некому:

А.Жданова, который так или иначе нес ответственность за все философские события 1947-1948 гг., уже не было в живых, да и не принято это. было при советской системе. Даже место основной работы, на которую после всех этих событий перешел в 1949 г. Бонифатий Михайлович, – Большая Советская Энциклопедия – имело очень плохую репутацию; отсюда нередко (достаточно вспомнить Я.Стэна) путь лежал прямо в Сибирь, а то и того хуже. Впрочем, безопасных мест работы тогда вообще не было.

Однако, слава Богу, пронесло, и в 1954 г. Б.М.Кедров, практически находясь на периферии московской философской жизни, включен в состав первой послевоенной советской философской делегации, решившей прорвать кордон и донести до философски наивного и глубоко заблуждающегося Запада марксистско-ленинскую философскую мудрость. Я не иронизирую, а думаю, что довольно точно воспроизвожу основную идеологическую задачу, поставленную перед этой делегацией, которую возглавил П.Н.Федосеев, стремительно двигавшийся в то время к заветному посту официального советского философа номер один, который он и занял в самом скором времени.

Мне не известна реальная предыстория этой поездки – следует посмотреть Архив Академии наук СССР, возможно, там есть кое-какие материалы на этот счет. Известна, однако, общая обстановка, в которой оказалась возможной эта поездка советских философов в Швейцарию. После 1953 г. советская интеллигенция стала постепенно прокладывать дорогу за рубеж. Сначала это сделали писатели, затем представители других слоев интеллигенции – наконец, наступило время философов.

Имея некоторое представление о характере советской философии в начале 50-х годов, когда ко всему прочему практически отсутствовала философская информационная служба, представить, что тогдашние официальные руководители советской философии узнали о предстоящем II Международном конгрессе по философии науки из зарубежных философских журналов и после этого предприняли соответствующие шаги, – это фантастика.

Скорее всего, была инициатива организаторов конгресса, хорошо отражающая умонастроения либеральной западной интеллигенции того времени. Несмотря на то (а может быть, именно потому) что холодная война была еще в самом разгаре, прогрессивная западная интеллигенция испытывала большой интерес к Советскому Союзу, особенно учитывая, что коммунистический мир вступил в послесталинский период. Отсюда кажется очень правдоподобным, что тогдашние советские руководители получили приглашение прислать на конгресс советских философов, добились решения ЦК партии, и колесо завертелось. Надо думать, что в этом приглашении говорилось о том, что предстоящий конгресс будет посвящен обсуждению проблем философии науки, чем и объясняется во многом весьма неожиданное предложение Б.М.Кедрову войти в состав делегации. Ведь у Бонифатия Михайловича вот уже два десятка лет была репутация философа, работающего именно в этой области, да к тому же в то время чуть ли не единственного.

Как бы там ни было, но в конце августа 1954 г. достаточно представительная советская философская делегация в сопровождении переводчиков прибыла в Цюрих. (С одним из переводчиков М.И.Зайцевой я работал в конце 50 – начале 60-х годов в Институте философии АН СССР, и она кое-что рассказывала об этом конгрессе.) В советской делегации в основном были специалисты по историческому материализму и истории философии, и, хотя эта проблематика была далека от основной тематики конгресса, любезные его организаторы всем предоставили слово для докладов, а два советских участника – П.Н.Федосеев как руководитель делегации и Б.М.Кедров в знак явного признания его научного авторитета в философии науки – получили возможность выступить на пленарных заседаниях.

Думается, решению относительно Б.М.Кедрова способствовал и тот совершенно уникальный для того времени факт, что Б.М. опубликовал в 1949 г. статью «Атомистика Дальтона и ее философское значение» в одном из самых солидных западных философских журналов «Philosophy and Phenomenological Research» (Kedrov B.M. Dalton's Atomic Theory and its Philosophical Significance // Philosophy and Phenomenological Research. 1949. Vol.9. № 4. P.644-662). Эта статья, отражающая основное содержание докторской диссертации Б.М.Кедрова, ранее была опубликована на русском языке в «Известиях АН СССР» (Серия истории и философии. 1947. Т.4. №6. С.487-504). Представляется, что и в этом случае инициатива исходила не от Б.М.Кедрова, а от журнала, и эта публикация в той или иной степени была известна западным философам.

В то время информация о современной западной философии была у советских философов весьма скудной, и поэтому получилось так, что советская делегация, оказавшись в Швейцарии, угодила, если пользоваться языком тогдашней официальной философии, в «логово» своих самых заклятых врагов – неопозитивистов, не обладая к тому же достаточными знаниями о сути их философско-логических концепций. Правда, неопозитивизм в первые послевоенные годы был уже не тот, что в 30-е годы. Исчезла философская уверенность в безусловной истинности своей концепции, неопозитивизм стал более терпимым по отношению к метафизическим философским системам, явственно стали проявляться внутренние противоречия его доктрин, некоторых признанных лидеров неопозитивизма уже не было в живых – Л.Витгенштейна, Г.Рейхенбаха, О.Нейрата. К тому же в европейской послевоенной философии и психологии тон задавали такие философы, как Ф.Гонсет, Э.Бет, Ж.Пиаже, Ж.-Л.Детуш, П.Феврие-Детуш, Г. фон Вригт и некоторые другие, которых нельзя было – во всяком случае безоговорочно – причислить к неопозитивизму. Именно они играли заглавную роль на Цюрихском конгрессе.

Я не берусь судить и оценивать доклады советских участников П Международного конгресса по философии науки – они, конечно, отражали тогдашний уровень советской философии, да к тому же во многих случаях по своей проблематике не имели прямого отношения к теме конгресса. Следует, однако, привести мнение об одном таком докладе, которое высказал нам с В.А.Смирновым Альфред Тарский в уже упоминавшейся беседе. С глубоким сожалением – я подчеркиваю это – он сказал: «На конгрессе одним советским философом был сделан доклад по проблеме истины, из которого было ясно, что докладчик не имеет никакого представления о разработке этой проблематики в последние десятилетия». А.Тарскому – философу и логику, внесшему в XX в. именно в разработку проблемы истины очень большой вклад, следует поверить безусловно.

По-иному был встречен на конгрессе пленарный доклад Б.М.Кедрова на тему «О классификации наук» (Kedrov B.M. Sur la classification des sciences // Actes du II Congres international de l'Union internationale de philosophic des sciences. Zurich, 1954. Vol. I Exposes generaux. Neuchatel, 1955. P.67-77. На русском языке этот доклад опубликован в журнале «Вопросы философии». 1955. № 2. С. 49-68). В докладе была изложена разработанная автором на основе идей Ф.Энгельса теория классификации наук, базирующаяся на принципах объективности и субординации (развития). Центральное место в докладе занимало обсуждение предложенного Б.М.Кедровым «треугольника наук» и следствий, которые вытекали из этой теоретической конструкции в виде линейной классификации наук. (Впоследствии в результате многолетних исследований Б.М.Кедров подробно изложил эту теорию в трехтомной монографии «Классификация наук»: Кн. 1. Энгельс и его предшественники. М., 1961; Кн. 2. От Ленина до наших дней. М., 1965; Кн. 3. Прогноз К.Маркса о науке будущего. М., 1985, издано также на немецком и французском языках.)

Вспоминая через четверть века Цюрихский конгресс, Б.М.Кедров писал: «При обсуждении моего доклада "О классификации наук" Ж.Пиаже выступил и в целом поддержал идею доклада. Особенно мне понравилось, как он возражал против того, что я не отнес психологию к числу основных наук (естествознание, общественные науки и философия), а поставил ее между ними. После моего доклада Ж.Пиаже поймал меня в кулуарах конгресса, и мы продолжали с ним беседу... о классификации наук и о месте психологии в общей системе наук. Я сказал ему, что мне понравилась его кольцевая система наук, изложенная им в его "Введении в генетическую эпистемологию" (Piaget J. Introduction a 1'epistemologie genetique. Vol. 1-3. Paris, 1949-1950) ...хотя я не во всем согласен с ним в данном вопросе... Я еще добавил, что я тоже пришел к идее о замыкании линейного ряда наук в кольцо, но местом замыкания у меня оказалась не психология, как у него, а логика, поскольку объективная логика стояла у меня в начале ряда наук, а субъективная – в его конце. Ж.Пиаже высказал удивление, что во второй раз наши с ним идеи в чем-то сближаются, несмотря на то что между ними имеются существенные различия. "Вы диалектик, а я нет", – сказал он и пояснил: "В нашем понимании"». (Кедров Б.М. Пять встреч с Жаном Пиаже // Вопросы философии. 1981. № 9. С.147-148. В этой цитате говорится о втором совпадении взглядов Ж.Пиаже и Б.М.Кедрова; первое касается совпадения подходов к разработке комбинаторного метода «исчисления предложений»: см. там же. С.147).

Дискуссия в Цюрихе между Б.М.Кедровым и Ж.Пиаже имела, как минимум, два важных следствия. Во-первых, она свидетельствовала о том, что между ними возникла определенная интеллектуальная близость. Она охватила не только Б.М.Кедрова и Ж.Пиаже, но еще несколько других, в основном франкоязычных философов – участников конгресса, прежде всего Ж.-Л.Детуша и П.Феврие-Детуш, в определенной степени Ф.Гонсета. Эти очень влиятельные в то время западные философы и психологи во многом способствовали тому, что Б.М.Кедров, а впоследствии и его более молодые коллеги нашли пути к научному сотрудничеству с западными философами. И, во-вторых, Ж.Пиаже, с которым Б.М.Кедров встречался еще четыре раза – в конце 50-х годов, в 1962, 1966 и, наконец, в 1967 гг., постоянно проявлял интерес к предложенной Б.М.Кедровым теории классификации наук (что хорошо соответствовало повышенному интересу маститого женевского психолога к разработке фундаментальных философских проблем) и в конечном итоге изложил основы кедровской теории в изданном под его редакцией томе «Encyclopedic de la Pleiade» (Encyclopedic de la Pleiade. Logique et connaissance scientifique. Volume public sous la direction de Jean Piaget. Vol. 22. Paris, 1967. P. 1166-1169). Это описание Ж.Пиаже концепции классификации наук, предложенной Б.М.Кедровым, очень любопытно, и интересующийся читатель может с ним познакомиться по упомянутой ранее статье Б.М.Кедрова «Пять встреч с Жаном Пиаже» (с.155-156). Один пункт дискуссии между Ж.Пиаже и Б.М.Кедровым я затрону в дальнейшем.

*      *     *

Итак, первое личное общение Бонифатия Михайловича Кедрова с западным философским сообществом оказалось успешным. Следующего подходящего случая пришлось ждать четыре года, когда в Венеции с 12 по 18 сентября 1958 г. проходил XII Международный философский конгресс. На конгресс прибыла весьма представительная делегация и научно-туристическая группа из СССР (всего 28 человек), возглавляемая на этот раз М.Б.Митиным. Б.М.Кедров – в составе делегации, а также несколько близких к нему по духу философов – М.Э.Омельяновский, М.М.Розенталь, П.В.Копнин, Г.А.Курсанов, Д.П.Горский и некоторые другие. Философская ситуация в стране после 1956 г. стала быстро меняться, по крайней мере внешне; делегация тщательно готовилась к поездке, изучала предварительные материалы конгресса, знакомилась с основными работами его главных участников, до конгресса были изданы «Доклады и выступления представителей советской философской науки на XII Международном философском конгрессе» (Москва, 1958) и т.п. Результаты конгресса (пленарные доклады по трем основным темам конгресса: «Человек и природа» (М.Б.Митин, СССР; Ф.Франк, США; И.Лотц, ФРГ), «Свобода и ценность» (М.Реале, Бразилия; А.Демпф, ФРГ; А.Муньес-Алонсо, Испания; Р.Маккеон, США) и «Логика, язык и коммуникация» (Х.Перельман, Бельгия; А.Айер, Великобритания; Э.Форе, Франция) были опубликованы в: Relazioni in - trodutive. Atti del XII Congresso Internazionale di filosofia. (Venezia, 12-18 Settembre 1958). Firenze, 1958) широко обсуждались как в западной, так и в советской философской литературе (см., например: Kurtz P. International Congresses and International Tensions // The Journal of Philosophy. 1958. Vol. LV. № 26; Randall J.H. The Mirror of USSR Philosophizing // The Journal of Philosophy. 1958. Vol.LV. № 23; Юлина Н.С., Михаленко Ю.П., Садовский В.Н. Некоторые проблемы современной философии. Критический обзор материалов XII Международного философского конгресса (Венеция, 1958). М., 1960; Мельвиль Ю.К. О главных течениях идеалистической философии на XII Международном философском конгрессе // Научные доклады высшей школы. Философские науки. 1959. № 2. Отмечу также, что в домашнем архиве Б.М.Кедрова имеются интересные «Замечания делегата о XII философском конгрессе в Венеции», с которыми мне удалось познакомиться и которые я частично использую в этом тексте). В целом этот конгресс оказался довольно важным событием научной и культурной жизни мира.

В 1958 г. Б.М.Кедров формально продолжал оставаться в московской философской жизни на вторых ролях: не был членом Академии наук (членом-корреспондентом его изберут только в 1960 г.), хотя и ушел с работы из Большой Советской Энциклопедии, но только на должность старшего научного сотрудника Института истории естествознания и техники АН СССР, т.е. на должность, которую в то время обычно занимали кандидаты наук. Вместе с тем его научное реноме, как и прежде, было весьма высоким.

На Международном философском конгрессе Б.М.Кедров выступил на секции гносеологии и эпистемологии с докладом «Определение научных понятий через закон». Как позднее он вспоминал, на его докладе была весьма представительная аудитория (около 70 человек), однако людей, сведущих в тематике доклада, было немного: обычная история на больших международных конгрессах, когда одновременно работают несколько секций. В докладе Б.М.Кедрова на основе анализа физического и химического материала были выделены различные типы взаимоотношения между законами науки и соответствующими естественнонаучными понятиями: отношения корректива, ликвидации, генезиса, копуляции, конкретизации и эволюции (см.: Кедров Б.М. Определение научных понятий через закон // Доклады и выступления представителей советской философской науки на XII Международном философском конгрессе (Венеция, 12-18 сентября 1958 г.). М., 1958. С. 93-110). Эта оригинальная логико-методологическая разработка, несомненно, способствовала развитию учения об определении понятий.

Бонифатий Михайлович был очень активен на конгрессе: неоднократно выступал в дискуссиях (см., например, выступление Б.М.Кедрова в дискуссии. – Atti del XII Congresso Internazionale di filosofia (Venezia, 12-18 Settembre 1958). Vol.4. Logics, linguaggio e comunicazione. Firenze, 1960. P.394-397), имел беседы (и впоследствии часто рассказывал о них) с известным томистом Г.Веттером (реальных научных контактов не получилось), одним из ведущих британских философов А.Айером (А.Айер, как уже говорилось, был одним из докладчиков на пленарных заседаниях конгресса. Получив широкое международное признание своими работами еще до войны, он на конгрессе был одной из ключевых фигур. Проявлял очевидный интерес к контактам с советскими философами, по-видимому, тогда же обсуждался вопрос о приглашении А.Айера в СССР. И такая поездка состоялась через несколько лет. А.Айер приехал в Москву, выступал с лекциями (я был на одной из них в Институте философии – из-за очень плохого перевода разобрать было практически ничего невозможно), опубликовал статью «Философия и наука» в журнале «Вопросы философии» (1962. № 1), а затем произошел получивший печальную известность скандал в связи с публикацией в Англии в «Observer» статьи о советской философии, которая была подписана его именем и которая была воспринята официальной советской философией очень негативно. Это привело к весьма серьезным неприятностям для некоторых советских философов, прежде всего для Ю.К.Мельвиля (он был главным организатором поездки А.Айера в СССР), а также для Б.М.Кедрова и И.В.Кузнецова. Любопытно, что впоследствии в своих мемуарах А.Айер пояснил, что тон его статьи был дружественным, что заголовок статьи «Прорыв диалектического занавеса» («Breaching of dialectical curtain») был придуман не им, а редактором, что в своей статье он действительно допустил неразумные утверждения, «наиболее глупым» из которых, по его мнению, была заключительная фраза статьи: «Дух ревизионизма пока еще не покорил советскую философию, но шум его крыльев можно хорошо слышать» (Ayer A.J. More of my life. London, 1984. P.210-214). Конечно, нет никаких оснований приписывать А.Айеру злой умысел: это была типичная история несовместимости двух интеллектуальных культур, но эта история, как это ни печально, воздвигла новые дополнительные барьеры для вступления советских философов в международное философское общество), бельгийским специалистом по теории аргументации Х.Перельманом, руководителем группы швейцарских философов, объединившихся вокруг журнала «Dialectica», Ф.Гонсетом, с которым он встречался еще на Цюрихском конгрессе, с некоторыми другими зарубежными участниками конгресса. Б.М.Кедров и его коллеги продолжали в Венеции дело, начатое еще в 1954 г. в Цюрихе, – формировали базу дальнейшего развития зарубежных научных контактов советских философов, но существенный прорыв в этом отношении произойдет только лет через десять.

*      *     *

И первый очень важный шаг в этом направлении был сделан в 1960 г., когда небольшая советская делегация в составе М.Э.Омельяновского (руководитель), Б.М.Кедрова и В.С.Семенова (будущий главный редактор журнала «Вопросы философии» в 70-80-е годы) приехала в Стэнфорд, Калифорния (США) для участия в I Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки. Начиналась, как мы об этом уже говорили, новая серия Международных логических конгрессов, и можно предполагать, что организаторы этого конгресса продолжали линию на привлечение к международной философско-логической жизни советских специалистов и на формальное вступление СССР в только что образовавшееся Отделение логики, методологии и философии науки Международного союза истории и философии науки.

Стэнфордский конгресс оказался очень представительным и имел большое воздействие на международное философское и логико-математическое сообщество. Он заложил традицию публикации основных докладов (так называемых докладов по приглашению), прочитанных на таких конгрессах, в виде объемных томов (нередко до 1000 страниц) «Proceedings», и эти тома, начиная с первого (Logic, Methodology and Philosophy of Science. Proceedings of the 1960 International Congress. Edited by E.Nagel, P.Suppes, A.Tarski. Stanford, 1962. Значительная часть этой книги (главным образом доклады по основаниям математики и математической логике) была издана под редакцией академика А.И.Мальцева на русском языке: «Математическая логика и ее применения» (М., 1965). Готовя это издание, математики – во избежание каких-либо осложнений – не стали публиковать философские доклады, в частности Р.Карнапа и некоторых других позитивистов. Жаль, но в то время это можно было понять), сразу же приобрели большую известность и содержали достаточно полную информацию о состоянии логики, методологии и философии науки в данный момент развития этих научных дисциплин.

На конгрессе Б.М.Кедров и М.Э.Омельяновский выступили с докладами на секционных заседаниях. Бонифатий Михайлович сделал два доклада: «Механизм общего хода познания» и «Периодизация истории физики и химии». Отношение к советским философам было весьма доброжелательным, их выступления вызвали интерес. Остался нерешенным, однако, один важный формальный вопрос. Советский Союз не вошел в состав Отделения логики этого Международного союза, и положение советских участников на этом конгрессе (так могло продолжаться и в будущем) было двусмысленным: их были готовы принимать на конгрессах, но они никак не могли влиять ни на сами конгрессы, ни на деятельность логического Отделения, не говоря уже о том, что для них была закрыта дорога в выборные руководящие органы Международного союза и Отделения логики, методологии и философии науки. Конечно, этот вопрос обсуждался в Стэнфорде, но советская делегация не имела на этот счет соответствующего – партийного и академического – решения, и вопрос остался висеть в воздухе.

Вместе с тем в одном отношении советской делегации на конгрессе, и прежде всего Б.М.Кедрову, удалось добиться очень значительного результата (правда, это выяснилось только через несколько лет). На конгрессе состоялось знакомство Бонифатия Михайловича с Патриком Суппесом, профессором философии и логики Стэнфордского университета, который на правах гостеприимного хозяина – организатора конгресса держал в своих руках все нити управления. П.Суппес тепло относился к немногочисленной советской делегации, хорошо понимал все ее трудности, и, думаю, не ошибусь, если назову возникшие во время конгресса взаимоотношения между Б.М.Кедровым и П. Суппесом дружескими, с явной взаимной симпатией. Этому способствовала близость тематики, в которой оба они работали, философия, логика, история науки и психология, но также – и это очень существенно – общее понимание важности развития советско-американских научных контактов в области философии, логики и истории науки.

На Стэнфордском конгрессе П.Суппес был избран на Ассамблее Отделения логики, методологии и философии науки секретарем Отделения, практически в его руках оказались все основные рычаги управления деятельностью Отделения, и впоследствии – вплоть до настоящего времени – он и так или иначе связанные с ним виднейшие представители философии и логики буквально из всех стран мира оказались во главе этого Отделения и определяли его научную линию. (Президентами этого отделения последовательно становились С.Клини, Г. фон Вригт, И.Бар-Хиллел, С. Кернер, А.Мостовский, Я.Хин-тикка, П.Суппес, Е.Лось, Д.Скотт, Дж.Коэн и Э.Фенс-тад (с 1991 г.). Практически со всеми ними Б.М.Кедров, а также некоторые другие советские логики и философы науки имели и имеют плодотворные научные связи.) В этой ситуации, так сказать, тандем П.Суппес – Б.М.Кедров оказался решающим фактором в дальнейшем развитии международных контактов советских философов и логиков. (По этому поводу можно говорить много, но я расскажу только об одном результате совместной деятельности Б.М.Кедрова и П.Суппеса, который имел место тогда, когда Бонифатия Михайловича уже не было в живых, но который, несомненно, был прямым результатом научного сотрудничества Б.М.Кедрова и П.Суппеса. В 1988 г. Институт философии АН СССР, Институт системных исследований АН СССР (в настоящее время – Институт системного анализа РАН) и Стэнфордский университет подписали протокол о сотрудничестве и о создании постоянно действующего американо-советского семинара «Философия и компьютерная наука». Инициатива создания такого семинара принадлежала П.Суппесу; он же смог получить соответствующее финансирование с американской стороны. В то время Академия наук еще располагала некоторыми средствами, и мы смогли принимать наших американских коллег. И в результате П.Суппес, Дж.Маккарти и их несколько молодых коллег, а также В.А.Смирнова, А.Л.Блинов, П.И.Быстров, Е.Д.Смирнова, И.А.Герасимова и другие (Институт философии), В.Н.Костюк, Д.С.Черешкин и я (Институт системных исследований) получили возможность плодотворно поработать в рамках этого семинара, посещая соответственно СССР и США.)

Завершая описание Стэнфордского конгресса, не могу не рассказать об одном полукурьезном событии, которое не состоялось, но о котором неоднократно вспоминал Бонифатий Михайлович. Во время конгресса он узнал, что буквально в 30-35 километрах от Стэнфорда в Сан-Франциско живет А.Ф.Керенский, бывший премьер-министр Временного правительства. Можно понять его желание встретиться с А.Ф.Керенским – родственными узами Бонифатий Михайлович был связан с теми, кто свергал А.Ф.Керенского, и теперь спустя почти полвека хотел поговорить с ним о России и ее судьбе. Однако глава советской делегации М.Э.Омельяновский категорически запретил любые попытки организовать такую встречу.

 

*      *     *

 

В 1962 г. Б.М.Кедров стал директором Института истории естествознания и техники АН СССР и пробыл на этом посту двенадцать лет, до 1974 г. (в 1973-1974 гг. он был одновременно директором Института философии АН СССР). С 1974 г. и до конца жизни он заведовал сектором «История науки и логика» Института истории естествознания и техники, проработав, таким образом, в этом институте в общей сложности более 27 лет (1958- 1985 гг.).

Как директор института Б.М.Кедров нес ответственность за все стороны его жизнедеятельности, в том числе и за международную деятельность сотрудников института. Надо сказать, что историки науки, находящиеся в некотором отдалении от марксистско-ленинского идеологического эпицентра по сравнению, например, с философами, значительно раньше и – главное – существенно эффективнее смогли организовать свою международную деятельность, в которую активно включился Бонифатий Михайлович. В середине 60-х годов он участвует в международном симпозиуме по истории науки (1963, Польша), конференции, посвященной 400-летию со дня рождения Г.Галилея (1964, Италия), конференции историков науки социалистических стран (1965, ГДР), международном симпозиуме на тему «Античность и современность» (1966, Чехословакия), Международном лейбни-цевском конгрессе (1966, ФРГ) и т.д. В 1965 г. Б.М.Кедров – руководитель представительной советской делегации на XI Международном конгрессе по истории науки (Польша). (См.: Kedrov B.M. Regularities of the Development of Science // Report of the XIth International Congress of the History of Science and Technology (Warszawa-Krakow. August 1965), 1965.)

В эти же годы ему удается участвовать и в научных международных мероприятиях, посвященных проблематике философии науки – в Международном симпозиуме по методологии и логике науки (1961, Польша), Международном коллоквиуме «Наука и синтез» (1965, Франция), XII Международном симпозиуме по генетической эпистемологии (1967, Швейцария) (см., например: Кедров Б. К вопросу о логике научного исследования // The Foundation of Statements and Decisions. Proceeding of the International Colloquium on Methodology of Science held in Warsaw 18-23 September 1961 / Edited by K.Ajdukiewicz. Warszawa, 1965. P.121-132; Kedrov B.M. Vers la synthese du classique et du moderne en biologie // La nouvelle critique. 1965/1966. № 171. P.136-144) и т.д. Бонифатий Михайлович приобретает большой опыт международного научного общения, быстро ширится круг продуктивных научных знакомств, растет его научный авторитет в международном сообществе. В результате создается хорошая основа для существенного прорыва и в области философии науки. И этот прорыв произошел в 1967 г.

 

*      *     *

 

В августе 1967 г. в Амстердаме (Нидерланды) должен был состояться III Международный конгресс по логике, методологии и философии науки. Как, я надеюсь, помнит читатель, на первом таком конгрессе (1960, США) были М.Э.Омельяновский и Б.М.Кедров. В 1963 г. готовились поехать на II Международный логический конгресс, который должен был состояться в Израиле, П.В.Копнин и, если не ошибаюсь, академик П.С.Новиков, крупнейший советский специалист по основаниям математики и математической логике. Однако советско-израильские отношения были в то время настолько плохи, что эта поездка не состоялась. Казалось, все, что было достигнуто в 1960 г. в США в плане налаживания международных контактов советских специалистов в области логики и философии науки, рухнуло. Однако в конце 60-х годов остановить научный, в том числе научно-международный, прогресс было уже невозможно.

Поездка сравнительно большой советской делегации на конгресс в Амстердам имела свою предысторию, которая началась еще в 1966 г. во время проходившего в Москве Международного математического конгресса. В этом конгрессе принимали участие многие видные зарубежные специалисты по математической логике, в частности С.Клини, Г.Карри и другие. Они, а также А.Тарский (я не знаю, был ли он участником Московского математического конгресса, но, насколько мне известно, он посещал СССР в это время, и, возможно, не один раз) обсуждали с руководством Академии наук важность участия советских ученых в международной логической жизни. В конце 1966 или в начале 1967 г. известный израильский философ и логик И.Бар-Хиллел, который в то время был президентом Отделения логики, методологии и философии науки Международного союза истории и философии науки, направил официальное письмо Президенту Академии наук М.В.Келдышу с информацией о предстоящем III конгрессе и с выражением настоятельного желания международного философско-логического сообщества видеть на конгрессе советских ученых. Вице-президент АН П.Н.Федосеев поддержал эту идею, началась подготовка к поездке, в организации которой большую роль играли Б.М.Кедров, П.С.Новиков, А.И.Мальцев, А.А.Марков, сотрудники сектора логики Института философии АН СССР.

В конечном счете на конгресс прибыла достаточно представительная советская делегация, состоящая из пяти официальных делегатов: Б.М.Кедрова (руководитель), А.А.Маркова, М.Э.Омельяновского, С.Т.Мелюхина и М.Г.Ярошевского и научно-туристической группы (приблизительно 20-25 человек). Очень важным положительным фактором было то, что значительную часть советской делегации составляли сравнительно молодые философы, логики и математики – не только и не столько философские «киты», которых Запад уже знал, сколько активная в творческом отношении научная молодежь (математики Ю.Л.Ершов и С.Ю.Маслов, философы И.А.Акчурин, В.А.Смирнов, Б.С.Грязнов, А.Л.Субботин, М.В.Попович, Н.С.Юдина и другие). Думается, что это обстоятельство во многом предопределило успех советских ученых на этом конгрессе. И заслуга в этом отношении принадлежит в основном Б.М.Кедрову, который подобрал (конечно, в пределах своих возможностей) соответствующий состав делегации, постоянно оказывал поддержку и помощь, буквально вводил своих более молодых коллег в международное философское и логическое сообщество.

Сам Б.М.Кедров выступил на Амстердамском конгрессе в секции методологии психологии с докладом «Психология научного творчества». (Основное содержание этого доклада изложено в статье: Кедров Б.М. О логике и психологии научного творчества // Проблемы научного и технического творчества. М., 1967. С. 3-20. В дальнейшем Бонифатий Михайлович много внимания будет уделять разработке проблематики психологии научного творчества, что найдет отражение в его последующих публикациях.) А.А.Марков и Ю.Л.Ершов сделали доклады по приглашению, которые собрали большие аудитории и вызвали значительный интерес (философы пока не получили ни одного предложения выступить с такими докладами). С докладами на секционных заседаниях выступили все остальные советские участники конгресса, и, несмотря на ряд трудностей – языковой барьер, нередко плохое качество переводов на английский язык подготовленных текстов докладов и т.п., – советские философы, логики и математики и их доклады пользовались успехом. Создавалось впечатление, что советские участники конгресса были в моде, на их выступления шли – послушать, познакомиться, завязать контакты на будущее.

В этом, по сути дела, первом весьма представитель"» ном появлении на международной научной сцене советских специалистов по философии науки и логике были, конечно, свои трудности. Некоторые из них были не столь значительными, их легко было преодолеть. Так, в Амстердаме в выпущенных до конгресса тезисах докладов (Abstracts. The III International Congress of Logic,, Methodology and Philosophy of Science. Amsterdam. August 1967) были опубликованы тезисы доклада только одного советского участника конгресса А.А.Маркова; все же остальные советские ученые, участвующие в конгрессе, выступали без предварительного представления основных идей своих докладов. Кстати сказать, только любезностью организаторов конгресса и их особым отношением к советским ученым можно объяснить то, что, не имея никакого представления о содержании советских докладов, члены Программного комитета, однако, включили все советские доклады в программу конгресса (в последующих конгрессах это будет практически невозможно). Конечно, эту трудность можно было легко преодолеть, что и было сделано на последующих Международных логических конгрессах, на которых после Амстердама неизменно появлялась большая группа советских специалистов: в тезисах докладов таких конгрессов нередко публиковалось до сотни тезисов советских докладчиков.

Была, однако, и еще одна, значительно более глубокая, проблема, которая сильно испортила настроение и руководителю делегации Б.М.Кедрову, и всем остальным участникам делегации. В Москве при формировании группы советских ученых, которую планировалось отправить на логический конгресс, было твердое мнение о том, что в состав этой группы, причем именно в состав официальной советской делегации, непременно должен войти А.А.Зиновьев, доктор философских наук, профессор, один из ведущих советских философов-логиков, исследования которого получили широкое признание не только в стране, но и за рубежом. Этот вопрос даже не обсуждался, он был очевиден, и тем не менее перед самым отъездом А.А.Зиновьев не получил разрешения на выезд в Амстердам. Все попытки Б.М.Кедрова как руководителя делегации, В.А.Смирнова, который в то время был заместителем секретаря партийной организации Института философии, а также некоторых других не привели ни к какому успеху, и А.А.Зиновьев поехать в Амстердам не смог. (Это был не первый отказ А.А.Зиновьеву в поездке за границу на научные мероприятия, и аналогичные истории повторились несколько раз в дальнейшем. Все попытки многих, в том числе и высокопоставленных партийных и философских чиновников, как-то прояснить ситуацию и добиться для А.А.Зиновьева разрешения на поездки за рубеж ни к чему не привели. Думаю, что эта безысходность была одной из причин, по которым А.А.Зиновьев в конечном счете принял решение эмигрировать из страны.

Необходимо сказать, что в таком или аналогичном положении оказывался не только А.А.Зиновьев, но и многие другие советские философы. В качестве примера можно назвать Н.С.Юлину, которая в конце 60-х годов была редактором знаменитой стенной газеты Института философии и после громкого скандала вокруг этой газеты не смогла выезжать за границу в научные командировки целых десять лет.)

На всех Международных конгрессах по логике, методологии и философии науки, начиная со Стэнфордского конгресса 1960 г., наряду с научной программой, которая, естественно, занимает основное время конгресса, проводятся заседания Генеральной ассамблеи – высшего руководящего органа Отделения логики, методологии и философии науки Международного союза истории и философии науки. На этих заседаниях решается вопрос о членстве в Отделении стран и международных научных организаций (например, Ассоциации символической логики, Ассоциации по философии науки и т.п.), определяется место следующего конгресса, решаются вопросы о финансировании научных мероприятий, намеченных на ближайшие 3-4 года, и т.п. На Генеральной ассамблее выбирается также Совет Отделения на ближайшие четыре года. Совет логического Отделения Союза состоит из Исполкома (президент, вице-президент, с 1975 г. – два вице-президента, секретарь, казначей и бывший президент) и членов Совета, которые в этом Отделении называются асессорами.

Советская делегация прибыла на Амстердамский конгресс, имея в кармане решение высших партийных и академических инстанций о вхождении СССР в лице Советского национального объединения истории и философии естествознания и техники в состав логического Отделения. Считая с Женевы 1954 г., потребовалось тридцать лет, для того чтобы положительно решить этот совершенно очевидный вопрос. На заседании Генеральной ассамблеи СССР единогласно был принят в состав Отделения и получил право на четыре голоса на Ассамблее (что определяется суммой уплачиваемого членского взноса). Вопрос о приеме СССР даже и не обсуждался, настолько он был бесспорным. Члены Ассамблеи лишь выразили большое удовлетворение по поводу этого решения. На заседании Генеральной ассамблеи в Амстердаме возник, однако, ряд вопросов, при решении которых наглядно проявились лучшие стороны характера Бонифатия Михайловича Кедрова как руководителя советской делегации.

В. директивных указаниях (молодые читатели могут не знать, что это такое, поэтому я кратко расскажу о директивных указаниях – этом изощренном изобретении советской тоталитарной системы. Не знаю, когда это началось, но во всяком случае после войны любая делегация и любой отдельный советский гражданин перед командировкой за рубеж должны были ознакомиться (и расписаться, что он ознакомился) с директивными указаниями – своего рода сводом правил поведения за границей. Со временем этот документ превратился буквально в филькину грамоту и готовился самими командируемыми, старательно переписывающими старые образцы с заменой номера партийного съезда на номер последнего съезда и указанием названия последнего выступления Генерального секретаря ЦК КПСС, – содержанием этих документов делегация должна была руководствоваться в зарубежной командировке. Большая часть директивных указаний состояла из пустых рекомендаций (пропагандировать достижения советской науки и т.п.), перемежаемых совершенно фантастическими требованиями – разъяснять зарубежным ученым советскую внешнюю политику, о которой советские ученые в то время имели самое поверхностное представление, не сопоставимое с тем, что знали об этом их западные коллеги хотя бы из средств западной массовой информации; возникающие во время командировки серьезные вопросы требовалось обязательно согласовывать с Посольством СССР в стране командирования, что было, как правило, практически невозможно. И тем не менее директивные указания, утверждаемые на высоком уровне (в Академии наук – вице-президентами), нарушать было небезопасно: особенно это касалось различного рода персональных рекомендаций – выдвинуть в Исполком соответствующей международной организации того-то, предложить на соответствующий пост того-то, настаивать на проведении следующего международного форума там-то; предпочтение, конечно, отдавалось социалистическим странам), которые имела с собой делегация, предлагалось «рекомендовать академика Б.М.Кедрова на пост члена Совета (асессора) Отделения». Незадолго перед заседанием руководители Исполкома обратились к Бонифатию Михайловичу с предложением, чтобы он выдвинул Андрея Андреевича Маркова, входившего, как, я надеюсь, помнит читатель, в состав делегации, на пост вице-президента Отделения, что, несомненно, было признанием личных научных заслуг А.А.Маркова и свидетельством того, что западные руководители Отделения очень высоко оценили решение СССР официально войти в состав логического Отделения союза. Для Б.М.Кедрова возникла непростая ситуация – я убежден, что никакие личные амбиции (стать членом Совета) его не волновали, но отступление от директивных указаний наказуемо. Согласовывать этот вопрос с Посольством СССР в Нидерландах, во-первых, очень сложно и, во-вторых, скорее всего бессмысленно, ибо Посольство не возьмет на себя решение проблемы, которой должны заниматься другие службы в СССР. Б.М.Кедров принимает единственно возможное для себя решение и на заседании Генеральной ассамблеи рекомендует А.А.Маркова на пост вице-президента, за что члены Ассамблеи голосуют единогласно. В Москве, конечно, возникли далеко не простые проблемы, но Бонифатий Михайлович – не сразу и не без трудностей – все же смог их решить.

На этом же заседании Генеральной ассамблеи возникла еще одна не простая для Б.М.Кедрова проблема. Не оповестив заранее Исполком Отделения, румынская делегация неожиданно предложила провести следующий Международный конгресс по логике, методологии и философии науки в Бухаресте. Исполком имел и другие предложения, во многом более приемлемые, однако – столь все же было велико в то время желание западных философов и логиков ближе познакомиться с социалистическим миром – это предложение, несмотря на его явную нелегитимность с точки зрения принятых норм деятельности в Отделении, было принято. И естественно, что руководитель советской делегации поддержал такое решение. Впоследствии Бонифатий Михайлович неоднократно рассказывал о том, что у него были большие сомнения, насколько Румыния готова организовать такой конгресс. Конечно, при голосовании этого вопроса на Генеральной ассамблее эти сомнения остались при нем. Решение было принято. Но Б.М.Кедров был очень прозорлив, и, когда в начале 1971 г. (в этом году должен был состояться Бухарестский конгресс) из Румынии не поступило никакой информации о предстоящем конгрессе и международный логический мир всем этим был весьма взволнован, инициативу в решении этого вопроса взяли на себя А.А.Марков как вице-президент Отделения и Б.М.Кедров как президент Советского национального объединения истории и философии естествознания и техники. В результате в апреле 1971 г. А.А.Марков и мы с В.С.Смирновым, как представители Советского Национального объединения, отправились в Румынию, для того чтобы на месте прояснить ситуацию с предстоящим Международным логическим конгрессом. В Бухаресте мы были приняты румынскими академическими и партийными руководителями, обнаружили, что, действительно, подготовка к конгрессу пока еще не началась, но затем в Румынии очень активно взялись за организацию конгресса, и он был проведен в срок и на хорошем научном и организационном уровне.

На Амстердамском конгрессе произошло еще одно событие, которое, насколько я знаю, тогда не было осознано никем из советской делегации, но которое могло повести к печальным последствиям. В кулуарах конгресса был заметен мужчина лет 50-55, владеющий прекрасным русским языком, который быстро перезнакомился с советскими делегатами, любезно помогал исправлять далеко не блестящие переводы советских докладов на английский язык, демонстрировал всяческое благорасположение. На лацкане его пиджака значилось «Владимир Поремский, Франция». О себе говорил скупо: из эмигрантской среды, живет на юге Франции, занимается проблемами философии. Этот эпизод мог остаться совершенно не замеченным, если бы месяца через три после окончания конгресса советские газеты не начали активную кампанию против Народно-трудового союза (НТС), одним из лидеров и теоретиков которого, как утверждали газеты, и был Владимир Поремский. О нем писались всяческие страсти: связь с гестапо во время войны, чуть ли не участие в массовых расстрелах, НТС характеризовался как филиал ЦРУ и т.д. и т.п. Слава Богу, в этой кампании факт общения советской логической делегации с В.Поремским в Амстердаме не фигурировал, и, как можно судить, никаких негативных последствий ни для кого из членов делегации это событие не имело.

Сегодня этот рассказ о знакомстве с В.Поремским и о возможных негативных последствиях такого знакомства, несомненно, должен показаться диким. Действительно, в последние годы в нашей литературе дана совершенно иная трактовка задач – разумных и гуманных – НТС, В. Поремский и другие лидеры этого союза посещали Россию, издательство «Посев» и журнал «Грани», связанные с НТС, – желанные партнеры для российских издателей, но тогда – в конце 60-х – все было по-иному, и, попади в то время на стол какому-нибудь крупному партийному или кагебэшному чиновнику информация о контактах советской логической делегации с В.Поремским, все то позитивное, что удалось Б.М.Кедрову и его коллегам в установлении сотрудничества советских философов и логиков с западными коллегами, могло пойти насмарку. Но этого не произошло, и следует благодарить за это судьбу.

Надо сказать, что В.Поремский и другие члены НТС и в дальнейшем появлялись на международных научных конгрессах и конференциях. Лично я сталкивался с ним в Париже в 1968 г. во время XII Международного конгресса по истории науки, а также дважды в Ганновере на Международных лейбницевских конгрессах в 1972 и 1977 гг. Интеллигентные, научные разговоры, никакой политики. Но я – мальчишка, хотя и руководитель в Ганновере небольших советских делегаций, скорее всего не представлял для него какого-либо интереса. Что же касается Б.М.Кедрова – одного из ведущих советских философов, занимающего высокий официальный пост в СССР и имеющего заслуженное высокое реноме в западном мире, то он объективно (даже независимо от личных побуждений В.Поремского и его коллег) мог оказаться (и это, действительно, произошло, например, в 1968 г. в Париже на только что упомянутом Международном конгрессе по истории науки) в очень сложной политически-психологической ситуации.

Для того, чтобы рассказать об этой истории, я прерву на короткое время основную для меня нить описания взаимоотношений Б.М.Кедрова с международным философским сообществом и посвящу несколько строк другой : стороне международной деятельности Бонифатия Михайловича – в области истории науки, отнюдь при этом не претендуя на полноту и будучи твердо убежден в том, что историки науки должны это сделать более подробно и обстоятельно. XII Международный конгресс по истории науки проходил в Париже в двадцатых числах августа .1968 г. Напомню, что 20 августа вооруженные силы Варшавского пакта вступили в Чехословакию. Советская делегация вылетела в Париж 22 августа практически в полном намеченном составе – советское руководство еще не разобралось, что к чему, и не успело изменить ранее принятого решения, что, например, произошло буквально через несколько дней с советской делегацией, направляемой в Австрию для участия в очередном Международном философском конгрессе, от которой в самый последний момент осталось менее половины. Б.М.Кедров – глава делегации, насчитывающей порядка 40 человек. Политическая обстановка в мире чрезвычайно сложная: все газеты и все программы телевидения только и говорят о Чехословакии и очередном советском преступлении. На парижских улицах даже говорить по-русски небезопасно – вполне можно нарваться на резкую эмоциональную отповедь (был такой случай).

Официальная чехословацкая делегация на конгресс, конечно, не приехала. Оказалось, правда, так, что два-три известных чешских историка науки, кстати, лично знакомых с Б.М.Кедровым и некоторыми другими советскими историками науки, находились перед конгрессом в Западной Европе и смогли приехать в Париж. Бонифатий Михайлович проявлял по отношению к ним максимальную человеческую теплоту, старался успокоить, обнадежить. Но политические реалии совершенно объективны, и некоторые западные научные лидеры Отделения истории науки, не говоря уже о руководителях НТС, которые также были на конгрессе (мне кажется, что заглавную роль там играл не В.Поремский, а другие лидеры НТС), не могли не ставить на заседаниях конгресса – прежде всего на пленарных заседаниях и на заседании Генеральной ассамблеи – вопрос о советско-коммунистической агрессии против Чехословакии, требуя серьезных санкций против советской делегации, чуть ли не вплоть до исключения СССР из состава Отделения.

Положению Б.М.Кедрова как руководителя советской делегации трудно было позавидовать. И вот здесь в очередной раз (возможно, это был один из самых сложных для него) проявились мудрость, спокойствие и рассудительность Бонифатия Михайловича. Не имея возможности негативно оценить, хотя бы в самой минимальной мере, действия советских властей (это было бы равносильно самоубийству), Б.М.Кедров смог решительно развести политику и науку и добиться того, что никаких санкций против советской делегации на конгрессе предпринято не было. Конечно, в этом ему помогали его коллеги, некоторые из которых (например, А.П.Юшкевич, Б.Г.Кузнецов, А.Т.Григорьян) имели высокую репутацию в западном сообществе историков науки и к мнениям которых прислушивались, но, я думаю, есть все основания сказать, что среди советских руководителей в области общественных наук того времени немногие могли бы так достойно, как это сделал Б.М.Кедров, выйти из этой сложнейшей ситуации.

 

*      *     *

Теперь вернемся к рассказу о Международных конгрессах по логике, методологии и философии науки. Бухарест 1971 г., канадский Лондон в штате Онтарио 1975 г. и Ганновер 1979 г. – здесь происходили IV, V и VI логические конгрессы – это пик международной логико-философской деятельности Бонифатия Михайловича. Посеянное ранее (начиная с 1954 г.) дало прекрасные плоды. На всех этих конгрессах Б.М.Кедров – глава советских делегаций, образующих значительную часть участвующих в этих конгрессах ученых (в Бухаресте советская делегация насчитывала более 100 человек, что составляло приблизительно одну шестую часть всего состава конгресса, по 30-40 человек было в Канаде и ФРГ).

Начиная с Бухареста, прежде всего в результате инициативы А.А.Маркова и Б.М.Кедрова, рекомендовавших Международному программному комитету конгресса пригласить нескольких советских философов и математиков выступить с докладами по приглашению, на всех этих конгрессах значительную часть докладов по приглашению делали советские специалисты. Обычно Международные программные комитеты таких конгрессов включали в программы конгрессов 50-60 докладов по приглашению, из них, например, в Бухаресте в 1971 г. 13 докладов делали советские участники конгресса (6 – математики и 7 – философы). Такое же представительство советских докладчиков по приглашению было и в канадском Лондоне (14 докладов), и в Ганновере (9), и позднее в Зальцбурге в 1983 г. (5) и в Москве в 1987 г. (11 докладов). Очень представительным было участие .советских ученых в публикуемых перед конгрессами тезисах докладов (начиная с Бухареста, до 70-100 тезисов).

После Амстердамского конгресса 1967 г., когда А.А.Марков был избран вице-президентом Отделения, советские представители неизменно стали входить в состав Совета Отделения: в 1971 г. членом Совета (асессором) был избран М.В.Попович, в 1975 г. – А.А.Марков во второй раз вице-президентом и я – членом Совета, затем последовательно асессорами становились В.А.Смирнов и Ю.Л.Ершов, на Московском конгрессе 1987 г. И.Т.Фролов был избран вице-президентом, и, наконец, на IX конгрессе в Упсала (Швеция) асессором стал В.А:Лекторский. С учетом всего сказанного, думаю, можно с полным правом утверждать, что советское, а ныне российское, философско-логическое сообщество стало полноправным участником международной деятельности в этой области науки. Заслуги Б.М.Кедрова в этом отношении – и, я надеюсь, мне удалось это показать в этих заметках – трудно переоценить.

Сам Бонифатий Михайлович был докладчиком по приглашению на двух следующих друг за другом конгрессах – в Бухаресте и в канадском Лондоне (не уникальный факт, но достаточно редкий, свидетельствующий о его чрезвычайно высоком международном авторитете). На IV конгрессе Б.М.Кедров выступил с докладом «Идеи прерывности и непрерывности в физике и химии XIX века» (Kedrov B.M. La continuite et la discontinuite en chimie et en physique au XIX-e siecle // Logic, Methodology and Philosophy of Science IV. Proceedings of IV International Congress for Logic, Methodology and Philosophy of Science (Bucharest, 1971) / Edited by P.Suppes, L.Henkin, A.Joja and Gr.C.Moisil. Amsterdam, North Holland, 1973. P.957-966 – на русском языке: Кедров Б.М. Идеи прерывности и непрерывности в физике и химии // Природа. 1972. № 2. С.28-32), на V – с докладом на тему «Эволюция понятия материи в науке и философии» (Kedrov B.M. Evolution of the Concept of Matter in Science and Philosophy // Historical and Philosophical Dimensions of Logic, Methodology and Philosophy of Science. Part 4 of the Proceedings of the V International Congress of Logic, Methodology and Philosophy of Science (London, Ontario, Canada, 1975) / Edited by R.E.Butts and Ja.Hintikka. Dordrecht; Boston, 1977. P.187-208 – на русском языке: Кедров Б.М. Эволюция понятия материи в естествознании и философии // Вопросы философии. 1975. № 8. С. 68-80). Оба доклада имели несомненный успех, на них собирались большие аудитории, состоялись дискуссии, в которых активное участие принимали американские философы и историки науки Эрнан Макмаллин и Эрвин Хиберт, давние знакомые Бонифатия Михайловича, глубоко интересующиеся тематикой этих докладов, но имеющие – что вполне естественно – другие мнения по ряду затронутых Б.М.Кедровым вопросов.

*      *     *

Я уже говорил ранее о том, что в этих заметках не смогу рассказать о многих сторонах многогранной научно-международной деятельности Б.М.Кедрова. Думаю, однако, что обязательно надо вспомнить об его активном участии в реализации идеи Объединенных международных конференций по истории и философии науки. Эта идея возникла в Международном союзе истории и философии науки. Б.М.Кедров имел большой авторитет в обоих Отделениях этого Союза и стал активно поддерживать идею организации таких конференций. Сам он смог принять участие только в первой такой конференции, которая состоялась в 1973 г. в Ювяскюля (Финляндия). С научной точки зрения, эта конференция оказалась очень продуктивной, и она во многом заложила разумные принципы организации последующих таких конференций: ограниченное число участников, все они приглашаются Программным комитетом, все доклады заранее направляются участникам и т.п. В результате в Финляндии, например, собрался буквально весь международный цвет в области истории и философии науки: Т.Кун, И.Лакатош, Я.Хинтикка, Р.Коэн, М.Вартофский, М.Хоссе, Дж.Мэрдок, Ю.Миттельштрас, Л.Лаудан, А.И.Сабра, Дж.Уоткинс, И.Ниинилуото, И.Элкана и другие, от СССР: Б.М.Кедров, Б.С.Грязнов, В.А.Смирнов, И.А.Акчурин, В.А.Лекторский, Л.А.Маркова, Г.А.Курсанов, Д.П.Горский, Л.О.Вальт, А.А.Старченко и другие.

На этой конференции состоялся, как выяснилось позже, последний тур знаменитой дискуссии Т.Кун – И.Лакатош (менее чем через полгода И.Лакатош скоропостижно скончался), главное внимание было уделено методам синтеза историко-научных исследований и исследований по философии науки, значительный интерее вызвали доклады Б.М.Кедрова, Б.С.Грязнова, М.Хессе, Я.Хинтикки и других. В дальнейшем такие конференции состоялись в Италии, Канаде, США, других странах, и в каждой из них, можно сказать, так или иначе присутствовал дух Б.М.Кедрова – исследователя и организатора.

Упомяну – хотя бы очень кратко – еще об одной важной стороне деятельности Б.М.Кедрова: он придавал большое значение публикациям советских авторов по логике и методологии науки за рубежом и всячески способствовал этому. Так, при его непосредственном участии в 1971 г. был опубликован специальный номер известного философского журнала «Revue internationale de philosophic», полностью посвященный разработке проблем логики и методологии науки в СССР. В этом номере было представлено 15 советских авторов, в том числе сам Б.М.Кедров (Kedrov B.M. Les degres de la pensee productive // Revue internationale de philosophic. 1971, an 25. № 98. Fasc. 4. P.467-476; а также Kedrov B.M., Kopnin P.V., Sadousky V.N., Smirnou V.A. Quelques notes au sujet de l'article de B.Jeu, J.C.Demaille et J.L.Duhameau // Ibidem. P.596-601), А.А.Марков, П.В.Копнин, В.А.Смирнов, Б.С.Грязнов и другие. К этому следует добавить публикации сотен тезисов советских докладов, представленных на Международные конгрессы и конференции, участие советских специалистов по логике и философии науки в многочисленных международных изданиях и т.п.

 

*      *     *

 

VI Международный конгресс по логике, методологии и философии науки (Ганновер, 1979) оказался последним крупным научным форумом, на который выезжал Б.М.Кедров. Впоследствии Бонифатий Михайлович будет активно помогать своим более молодым коллегам, например, перед поездкой на VII Международный логический конгресс (Зальцбург, 1983) и при подготовке "других научных мероприятий, с большим удовольствием будет встречаться в Москве со своими зарубежными коллегами-друзьями, но сам по состоянию здоровья выезжать из страны уже не сможет. В Ганновере же было все, как обычно, точнее – как это было задумано и создано в основном самим Бонифатием Михайловичем, начиная с Амстердама 1967 г. Большая советская делегация, более 50 опубликованных тезисов докладов советских ученых перед началом конгресса, включая тезисы выступления Б.М.Кедрова (Kedrov B.M. Three Units in the Analysis of Scientific and Technological Creativity Work // 6 th Internarional Congress of Logic, Methodology and Philosophy of Science (Hannover, Aug. 22 – Aug. 29, 1979). Abstracts. Sections 10, 11, 12. Bonecke-Druck, 1979. P.34-38), девять, как мы уже сказали ранее, советских докладчиков по приглашению, напряженная восьмидневная работа, доклады, дискуссии, выступления, многочисленные встречи со старыми и новыми коллегами, обсуждение планов дальнейшего научного сотрудничества, организация выставки книг по философии науки и логике, изданных в последние годы в СССР (начиная с Амстердама 1967 года, на всех последующих международных логических конгрессах сотрудники Института философии В.А.Орлова и Л.С.Савельева приложили много усилий для организации таких выставок, которые пользовались неизменным успехом), и, наконец, традиционный, столь любимый иностранцами, прием, организованный советской делегацией, где Бонифатий Михайлович – прирожденный тамада – в центре торжества.

Думаю, что у нас есть все основания сказать, что успех советской делегации на ганноверском конгрессе, как, впрочем, и на предшествующих, – это прекрасное свидетельство того, что Б.М.Кедрову, конечно, вместе со своими коллегами, удалось добиться главного: советские специалисты по логике, методологии и философии науки прочно вошли в международное философско-логическое сообщество.

Приходится, однако, отметить, что, несмотря на все эти успехи и достижения, в философии науки и логике было далеко еще не только до безоблачной ситуации, но просто до нормального положения дел. Хотя был уже конец 70-х годов, советская партийно-бюрократическая система мало в чем изменилась и могла мгновенно обнажить свое нутро. Так и произошло буквально на следующий день после возвращения делегации из Ганновера. Высокое партийное начальство предъявило обвинение руководителю делегации Б.М.Кедрову и нам с В.А.Смирновым, как заместителям руководителя делегации, ни много ни мало, как в отступлении (если не сказать больше) от кардинальных принципов советской международной политики, которое якобы проявилось в том, что советская делегация на Генеральной ассамблее поддержала просьбу Чили о вступлении в Отделение логики. Напомню, что с Чили Советский Союз порвал дипломатические отношения в 1973 г., и поэтому – согласно принятым в то время нормам – к Чили могло быть только отрицательное отношение.

Обвинения против нас были обусловлены элементарным страхом одних начальников по отношению к более высоким начальникам, которые – это прекрасно понимали советские чиновники – всегда могли спросить со своих подчиненных: «А ведь на конгрессе речь шла о Чили, а как же себя вела советская делегация?», и после этого репрессивное колесо закрутилось бы независимо ни от чего.

В этой ситуации пришлось объяснять то, что реально имело место в Ганновере, даже получать официальную информацию от секретаря Отделения Дж.Коэна (Великобритания). Эта информация, зафиксированная в Протоколе заседания Генеральной ассамблеи, такова: «Секретарь сообщил, что в соответствии с решением предшествующего заседания Генеральной ассамблеи были предприняты усилия по выяснению, насколько действенны национальные комитеты по логике и философии науки в Чили и Греции. Эти усилия оказались успешными относительно Чили» (Synthese. Vol.43. № 1. January 1980. P.186). Поясню эту краткую информацию: Чили ряд лет не платила членские взносы, и Генеральная ассамблея решила выяснить, в чем дело; выяснила, что все в порядке, Чили готова платить членские взносы, и члены Генеральной ассамблеи были информированы по этому вопросу. Вот и все. И по этому поводу разгорелся сыр-бор, который стоил немало нервов Б.М.Кедрову, да и нам с В.С.Смирновым также. Эта история, как и некоторые другие, рассказанные в этих моих заметках, конечно, трагикомична, но нельзя забывать, что если сегодня мы прежде, всего видим комические аспекты таких историй, то тогда .они выступали перед нами своими мрачными сторонами.

 

*      *     *

Завершая свой рассказ о международной деятельности Б.М.Кедрова, хочу прежде всего отметить серьезность и ответственность, которые характерны для всех действий Бонифатия Михайловича на международной арене. К тому, что было сказано по этому поводу ранее, добавлю лишь один факт: в начале 70-х годов Б.М. задумал издать трехтомник под заглавием «Проблемы науки», в который намеревался включить свои доклады и выступления на международных форумах за 20 лет (1954 – 1973). Б.М. тщательно продумал содержание всех трех томов, составил оглавление всего труда, написал примечания к трехтомнику и его отдельным разделам.

Несмотря на многоплановость тематики докладов, которые Б.М. намеревался включить в этот трехтомник, – начиная с анализа взглядов Маркса, Энгельса и Ленина на науку, через исследование проблем предмета диалектики, связи наук, анализа понятий, взаимоотношения науки и техники, рассмотрения ступеней познания и методов научного исследования и кончая философским и психологическим анализом творчества людей науки (в частности, Леонардо да Винчи, Лейбница, Ломоносова, Дальтона, Менделеева, Браунера, Резерфорда и др.) и их открытий – все эти доклады и выступления, как, впрочем, и все научное творчество Б.М.Кедрова в целом, были посвящены, по сути дела, детальной разработке одной исследовательской программы – философскому, методологическому, историко-научному и психологическому анализу науки и научной деятельности, в основу которого были положены принципы марксистско-ленинской философии. Соответственно, сама марксистская философия, разработка ее проблем, во многом на основе текстологических исследований сочинений К.Маркса, Ф.Энгельса (прежде всего) и В.И.Ленина, составили важнейшее направление научных изысканий Б.М.Кедрова, который был глубоко убежден в истинности марксистско-ленннской философии и иного пути в философии для себя не мыслил.

Судьба Бонифатия Михайловича Кедрова сложилась так, что его сознательная жизнь практически совпала с периодом существования советского социалистического государства: в 1917-1918 гг. он, четырнадцатилетний юноша, воспитанный в семье профессионального революционера, входящего в большевистские верхи, со всеми присущими молодости пылом и энергией стремится участвовать в строительстве новой жизни, и он завершил свой жизненный путь в сентябре 1985 г., когда о контуpax перестройки и всех вызванных ею катаклизмах еще никто не мог составить никакого представления.

Творческая деятельность Б.М.Кедрова пришлась на период начала 30-х годов – 1985 г., и весь этот период в философском и идеологическом плане был окрашен одним очень мрачным цветом лишь с легкими изменениями оттенков. Б.М.Кедров был сыном своего времени, он искренне разделял многие господствующие в эти годы иллюзии и заблуждения, все это не могло не отразиться на его творчестве, но ему удалось пронести через всю жизнь высокую репутацию честного человека и честного ученого.

Сегодня марксистско-ленинская философская исследовательская программа не пользуется успехом, особенно в бывших социалистических странах. Как правило, эмоции, вполне естественные, мешают понять ее как исторический элемент человеческой культуры и оценить ее прежде всего в этом качестве. Я не собираюсь обсуждать здесь эту проблему: кое-что по этому поводу я сказал вместе с моими коллегами В.А.Лекторским, А.П.Огурцовым и В.А.Смирновым сравнительно недавно в статье «Лабиринты бесконечного тупика» (Лекторский В., Огурцов А.., Садовский В., Смирнов В. Лабиринты бесконечного тупика // Независимая газета. 3 июля 1993 г. № 123 (547)). Применительно же к основной обсуждаемой мною здесь теме должен сказать следующее.

Вся творческая жизнь Б.М.Кедрова прошла под знаком противостояния, с одной стороны, его и поддерживающих его так или иначе философов, историков науки, психологов и естественников и, с другой стороны, официальной философской верхушки 30-80-х годов, начиная с М.Б.Митина и П.Ф.Юдина, через Г.Ф.Александрова, М.Т.Иовчука и Д.И.Чеснокова и кончая Ф.В.Константиновым, Л.Ф.Ильичевым и П.Н.Федосеевым. Нередко это противостояние имело неявные, скрытые формы, но было много периодов за советскую историю, когда эта борьба велась открыто и в самых резких формах (достаточно вспомнить цитировавшиеся ранее высказывания конца 40-х годов М.Б.Митина о Б.М.Кедрове).

Противостояние «Кедров – официальная советская философская верхушка» было очень глубоким: оно касалось и основных принципов жизни, которые исповедовали участники этого противоборства, и отношения к окружающей их всех, правда, по-разному, советской действительности, и различного понимания природы марксистской философии – как сферы научного исследования или как чистой идеологии.

Бонифатий Михайлович Кедров всю свою жизнь был убежден в научности марксистской философии и необходимости разрабатывать ее научными методами. В связи с этим он в конечном итоге оказался победителем в этом противостоянии: его многочисленные сочинения, проникнутые этой идеей, совершенно заслуженно могут рассматриваться как важный этап научной разработки марк-систско-ленинской исследовательской философской программы (как бы к ней ни относиться), в то время как обычно прекрасно полиграфически изданные книги его оппонентов – впрочем (что также характерно), весьма немногочисленные – не имели никакого отношения ни к науке, ни к философии и могут служить лишь свидетельствами охватившего советское общество социального, философского и идеологического умопомешательства.

Мне думается, что западный философский мир, с которым общался Б.М.Кедров, как правило, хорошо понимал и ситуацию с философией, которая была в Советском Союзе на протяжении всей его истории, и ту роль, которую играл Б.М.Кедров в советской философии. Та чрезвычайно высокая репутация, которую имел Б.М.Кедров в международном философско-логическом сообществе, была обусловлена тем, что многие представители этого сообщества, независимо от их личного отношения к марксистской философии, не могли не оценить научности подхода Б.М.Кедрова к разработке проблем исповедуемой им философской системы. Приведу в этой связи три эпизода из жизни Бонифатия Михайловича.

Ранее я упоминал о том, что Ж.Пиаже, познакомившись с Б.М.Кедровым в 1954 г., с большим интересом отнесся к предложенной Б.М. концепции классификации наук, неоднократно при встречах обсуждал с ним эти проблемы и в конечном итоге изложил в одном из томов «Encyclopedic de la Pleiade» основы кедровской теории (Encyclopedic de la Pleiade. Logique et connaissance scien-tifique. Volume public sous la direction de Jean Piaget. Vol. 22. Paris, 1967. P.1166-1169). Дискуссия между Ж.Пиаже и Б.М.Кедровым любопытна в контексте обсуждаемого мною сейчас вопроса. Ж.Пиаже начинает свое описание с представления концепции Б.М.Кедрова как «одной из самых новых классификаций наук». «Достоинство ее состоит, по нашему разумению, в том, что она близка к циклической системе, ибо в ее основе лежит диалектическая точка зрения». После достаточно подробного и весьма благожелательного описания сути предлагаемой Б.М.Кедровым концепции Ж.Пиаже делает следующие – очень характерные – замечания: «Стоит призадуматься над... двумя возможными функциями диалектики. Или, действительно, диалектика – общий метод, или она – философия, как и любая другая, и тогда, как и все другие, она подвержена риску стать догматической». И далее: «Конечно, философия влиятельна на всех уровнях и при разных социальных режимах, но нельзя не видеть опасности в том, что как бы диалектика, возведенная в ранг философии и выступающая как контроль, как "наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления", не остановилась очень быстро в своем собственном развитии, то есть не подверглась риску потерять свой собственный диалектический характер?» (приведенные цитаты взяты из: Кедров Б.М. Пять встреч с Жаном Пиаже // Вопросы философии. 1981. № 9. С.155, 156).

Что можно сказать по поводу этой дискуссии? Во-первых, об исключительно уважительном отношении Жана Пиаже, одного из самых авторитетных западных психологов и философов 30-70-х годов XX в., к идеям, предложенным Б.М.Кедровым. Во-вторых, о вполне естественном негативном отношении Ж.Пиаже к марксистской философии и марксистской диалектике, выраженном, надо сказать, в чисто академической манере. Что же касается возможного марксистского догматизма, то Ж.Пиаже был безусловно прав, но Б.М.Кедров из всех действующих в то время философов в наименьшей степени заслуживал такого упрека, и к тому же, так сказать, умеренный догматизм – это неотъемлемая составная часть любой научной и философской программы, включая и генетическую эпистемологию Ж.Пиаже.

Второй эпизод, о котором я хочу рассказать, связан с V (канадским) Международным конгрессом по логике, методологии и философии науки (1975). На этом конгрессе, как я уже говорил ранее, Б.М.Кедров выступил с докладом по приглашению на тему «Эволюция понятия материи в науке и философии». Изданные после конгресса четыре тома его трудов были обстоятельно прорецензированы в журнале «Synthese» известным английским философом и логиком Дэвидом Миллером. Выражая в целом скептическое отношение к марксистской философии, Д.Миллер тем не менее дает спокойные оценки реферируемым им докладам, излагающим марксистскую философскую концепцию, частности, докладу Б.М.Кедрова («Кедров предпринял попытку описать историю теории материи в гегелевских терминах. Ленину приписывается (с.196) то, что он предложил первое "детализированное определение философского понятия материи", и обосновывается, что уравнение Е = mc2 некорректно интерпретировать как переход материи в энергию» – Miller D. Proceedings of the Fifth International Congress of Logic, Methodology and Philosophy of Science. London, Ontario, 1975 (in 4 volumes) / Ed by R.E.Butts and Ja. Hintikka // Synthese. Vol. 43. № 3. 1980. P.406), и крайне резко оценивает доклады некоторых очень видных в западном мире философов как «образцы не более чем философско-научной журналистики» (Miller D. Ibidem).

И, наконец, последний эпизод, точнее свидетельство, которое я хочу привести и с которым меня любезно познакомили Э.Я.Кедрова и мои коллеги из Екатеринбурга. В письме уральскому философу В.К.Бакшутову Алексей Федорович Лосев писал 21 февраля 1980 года: «...как видно из твоего письма, ты большой поклонник Б.М.Кедрова и, кажется, даже его ученик. Я тоже большой поклонник Б.М.Кедрова и считаю его единственным академиком-философом, который не только учен, не только проводит подлинно советскую линию, но вообще человек умный и честный. Это добросовестный человек. Я его уважаю за очень многое, а особенно за то, что он в свое время бесстрашно боролся против проходимца Георгия Александрова».

Это высказывание А.Ф.Лосева о Б.М.Кедрове затрагивает деятельность Бонифатия Михайловича в целом, но оно имеет прямое отношение к обсуждаемой мною теме. И, завершая эти мои заметки, думаю, что у нас есть все основания сказать: Бонифатий Михайлович создал советское международное сотрудничество в области философии науки и логики, сам весомо вошел в это сообщество и во многом предопределил направления дальнейшего развития международных научных связей в этой области.

 

Источник: В.Н.Садовский. Б.М.Кедров и международное философское сообщество
// Вопросы философии, 1994.



© В.Н.Садовский